Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А

— Я ни разу не видел Хэнка Риардена, видел только его фотографии в газетах. Я знал, что в ту ночь он был в Нью-Йорке, на какой-то конференции крупных промышленников. И хотел только взглянуть на него. Стал ждать у входа в отель, где проходила конференция. Под козырком над входом горел яркий свет, но на тротуаре было темно, и я мог видеть, оставаясь невидимым, поблизости болтались несколько бродяг, моросил дождь, поэтому мы жались к стенам здания. Участников конференции, когда они стали выходить, было легко узнать по одежде и поведению — явно дорогая одежда и какая-то властная робость, словно они с сознанием своей вины старались делать вид, что они — именно те, кем сейчас выглядят. Личные шоферы подгоняли их машины, несколько репортеров задерживали их вопросами, непрошеные поклонники пытались услышать хоть одно слово. Эти промышленники были измотанными людьми, пожилыми, вялыми, из кожи лезли, пытаясь скрыть неуверенность. А потом я увидел Риардена. На нем было дорогое пальто военного покроя и надвинутая на глаза шляпа. Он шел быстро, с такой уверенностью, которую надо заслужить. Несколько коллег-промышленников набросились на него с вопросами, и эти магнаты держались перед ним как непрошеные поклонники. Я смотрел на него, когда он стоял, касаясь дверцы машины, голова его была поднята, и я увидел улыбку, уверенную, раздраженную и чуть насмешливую. А потом на миг я сделал то, чего никогда не делал раньше, то, чем многие люди испортили себе жизнь, — я увидел эту сцену вне данной реальности, увидел мир таким, каким его создавал Риарден, словно мир гармонировал с ним, и он был символом этого мира. Я увидел мир успеха, неподавленной энергии, беспрепятственного целеустремленного движения в течение многих лет к тому, чтобы наслаждаться заслуженной наградой. Я увидел, стоя в толпе бродяг, то, к чему бы привели меня годы, если бы такой мир существовал, и ощутил отчаянную тоску — он был воплощением всего, чем я стал бы… и обладал всем, чем обладал бы я. Но это был всего лишь миг. Потом я вновь увидел эту сцену в истинном свете — то, какую цену платит он за свои блестящие способности, какие пытки переносит в безмолвном недоумении, силясь понять то, что я уже понял. Я увидел, что мир, каким его хотел видеть он, не существует, что его еще нужно создавать, увидел Риардена таким, как он есть, символом моей битвы, ненагражденного героя, которого я должен освободить, а потом… принял то, что узнал о нем и тебе. Понял, что это ничего не меняет, и этого следовало ожидать, все закономерно.

Услышав ее легкий стон, Голт негромко хохотнул.

— Дагни, суть не в том, что я не страдал, — я понимаю неважность страдания, что боль нужно преодолевать и отвергать, не принимать как часть души и вечное искажение картины мира. Не жалей меня. Потом все было хорошо.

Она молча повернула к нему голову, он улыбнулся, приподнявшись на локте, и взглянул ей, лежавшей беспомощно, неподвижно, прямо в глаза.

— Ты был путевым обходчиком здесь — здесь! — двенадцать лет… — прошептала Дагни.

— Да.

— С тех пор…

— С тех пор, как ушел с завода «Двадцатый век».

— В ту ночь, когда ты впервые увидел меня… ты уже работал здесь?

— Да. И в то утро, когда ты вызвалась работать у меня кухаркой, я был всего-навсего твоим путевым обходчиком в отпуске. Понимаешь, почему я засмеялся?

Дагни смотрела на Голта: на ее лице была мучительная улыбка, на его — веселая.

— Джон…

— Говори. Но скажи все.

— Ты был здесь… все те годы…

— Да.

— …все те годы… когда железная дорога гибла… когда я искала людей разума… силилась найти хотя бы одного.

— …когда ты искала по всей стране изобретателя моего двигателя, когда ты кормила Джеймса Таггерта и Уэсли Моуча, когда ты называла свое лучшее достижение именем врага, которого хотела уничтожить.

Дагни закрыла глаза.

— Я был здесь все эти годы, — заговорил он, — в пределах твоей досягаемости, в твоих владениях, видел твои усилия, одиночество, тоску, видел тебя в сражении, которое, по-твоему, ты вела за меня, сражение, в котором поддерживала моих врагов и терпела бесконечные поражения. Я был здесь, меня скрывал лишь недостаток твоего зрения, как Атлантида скрыта от людей лишь оптической иллюзией. Я был здесь и ждал того дня, когда ты увидишь, поймешь, что по кодексу мира, который ты поддерживаешь, все, что ты ценишь, должно быть отправлено на мрачное дно подземелья, и тебе придется искать свои ценности там. Я был здесь. Ждал тебя. Я люблю тебя, Дагни. Люблю больше жизни, я, научивший людей, как любить жизнь. Я научил их также никогда не ожидать ничего бесплатного, и то, что сделал сегодня, сделал с полным сознанием, что заплачу за это, может быть, жизнью.

— Нет!

Голт с улыбкой кивнул.