Двадцатого октября профсоюз сталелитейщиков компании
Двадцать третьего октября Совет Равноправия отверг ходатайство профсоюзов, отказав в повышении зарплаты. Если по этому вопросу проходили какие-то слушания, то Риарден ничего о них не знал. С ним не советовались, и его не ставили в известность. Он ждал, не задавая никаких вопросов.
Двадцать пятого октября газеты страны, находившиеся под контролем тех же людей, которые контролировали Совет, начали кампанию в поддержку рабочих
Двадцать восьмого октября группа новых рабочих компании
— Должно быть, я спятил, но думал лишь о голодных детях, — сказал он, когда его арестовали.
«Не время выяснять, кто прав, кто виноват, — комментировали этот случай журналисты. — Нас беспокоит лишь тот факт, что в стране производству стали угрожает полное фиаско».
Риарден следил за происходящим, по-прежнему не задавая вопросов. Он будто ждал, что ему вот-вот откроется некая истина, и этот процесс нельзя было ускорить или остановить. «Нет, — думал он, вглядываясь в ранние сумерки осенних вечеров за окнами своего кабинета, — нет, я не равнодушен к своим заводам, но былая страсть к живому организму теперь перешла в нежную тоску по любимым, навсегда ушедшим из жизни. И самое главное в этом чувстве, — думал он, — заключается в том, что поделать уже ничего нельзя».
Утром тридцать первого октября он получил извещение, гласящее, что вся его собственность, в том числе банковские счета и содержимое сейфов, арестованы решением суда, вынесенным против него на процессе о недоплате подоходного налога три года назад. Извещение было официальным, соответствовало всем требованиям закона, только никакой недоплаты не существовало, и никакого судебного процесса не проводилось.
— Нет, — сказал Риарден своему поперхнувшемуся от возмущения адвокату, — не посылай запросов, не отвечай, не возражай.
— Но это фантастика!
— А как насчет всего остального?
— Хэнк, ты хочешь, чтобы я ничего не предпринимал? Чтобы молча, на коленях, проглотил обвинение?
— Нет. Стоя. Именно стоя. Затаись. Не действуй.
— Но они предали тебя.
— Неужели? — негромко спросил Риарден с улыбкой.
У него оставалось лишь несколько сотен долларов в бумажнике. Но душу грела мысль о том, что в сейфе лежит ценный слиток, полученный от золотоволосого пирата, который сейчас словно протянул ему руку помощи.
На другой день, первого ноября, ему позвонил из Вашингтона какой-то служащий, голос его как бы полз по проводу, принося извинения.