Атлант расправил плечи. Книга 1

— Я хотел сказать… — сердито начал Больф Юбенк и тут же замолчал. На лицах слушателей он увидел выражение живого интереса, но уже не к философии.

— О, профессор, здравствуйте, — сказал Франциско, кланяясь доктору Притчету.

Доктор Притчет без особого удовольствия ответил на приветствие и представил Франциско кое-кому из собравшихся.

— Мы как раз обсуждали с доктором Притчетом очень интересный вопрос. Он говорил, что все — это ничто, — серьезным тоном произнесла важная дама.

— Он без сомнения знает об этом больше, чем кто бы то ни было, — не менее серьезно ответил Франциско.

— Я бы никогда не подумала, что вы, сеньор Д'Анкония, так хорошо знаете доктора Притчета, — сказала она и удивилась, заметив, что профессору явно не понравилось ее замечание.

— Я выпускник знаменитого Университета Патрика Генри, где сейчас работает профессор Притчет. Но моим учителем был один из его предшественников — Хью Экстон.

— Хью Экстон, — с удивлением сказала привлекательная молодая женщина. — Но, сеньор Д'Анкония, этого не может быть. Вы же так молоды. Я думала, он один из выдающихся философов прошлого века.

— Вероятно, по духу, мадам, но не в действительности.

— Но я думала, он давно умер.

— Почему? Он жив.

— Но почему тогда о нем ничего не слышно?

— Он уволился девять лет назад.

— Как странно. Когда подает в отставку политический деятель или перестает сниматься кинозвезда, мы узнаем об этом из передовиц газет, но когда прекращает работать философ, люди этого даже не замечают.

— Рано или поздно замечают.

— Я думал, Хью Экстон один из классиков, которых сейчас не изучают, разве что по истории философии, — с удивлением сказал один молодой человек. — Я недавно читал статью, в которой он представлен как последний из великих сторонников разума.

— А чему учил Хью Экстон? — спросила важная дама.

— Он учил, что все — это нечто, — ответил Франциско.

— Ваша преданность своему учителю достойна похвалы, сеньор Д'Анкония, — холодно сказал доктор Притчет. — Можно ли рассматривать вас как практический результат его учения?

— Несомненно.

Джеймс Таггарт подошел к собравшимся и ждал, когда его заметят.

— Привет, Франциско.

— Добрый вечер, Джеймс.

— Какое счастливое совпадение, что я встретил тебя здесь. Мне очень хотелось поговорить с тобой.

— Это что-то новое. Раньше за тобой такого не замечалось.

— Все шутишь, как в старые добрые времена. — Таггарт медленно, как бы без умысла, отодвинулся от группы гостей, надеясь увести Франциско за собой. — Ты же прекрасно знаешь, что в этом зале нет человека, который не хотел бы поговорить с тобой.

— Неужели? Я склонен подозревать обратное. Франциско послушно последовал за Таггартом, но остановился на таком расстоянии, чтобы их могли слышать.

— Я всячески пытался связаться с тобой, но… обстоятельства не позволили… — начал Таггарт.

— Ты что, пытаешься скрыть тот факт, что я отказался встретиться с тобой?

— Нет… то есть… почему ты отказался?

— Просто не мог себе представить, о чем ты хочешь со мной поговорить.

— Конечно же, о рудниках Сан-Себастьян, — сказал Таггарт, слегка повысив голос.

— Да ну? А что в них такого особенного?

— Но… Послушай, Франциско, это серьезно. Это же катастрофа, беспрецедентная катастрофа — и никто в этом не может разобраться. Я не знаю, что и думать. Ничего не могу понять. В конце концов, я имею право знать.

— Право? Джеймс, ты старомоден. И что же ты хочешь знать?

— Прежде всего эта национализация; что ты собираешься делать в связи с этим?

— Ничего.

— Ничего?!!

— Но ты, конечно, не хочешь, чтобы я что-либо предпринял? Мои рудники и твоя железная дорога национализированы по воле народа. Неужели ты хочешь, чтобы я противился воле народа?

— Франциско, это нешуточное дело.

— А я никогда и не считал его шуткой.

— Я требую объяснений. Ты должен ответить перед своими акционерами за все это бесчестное предприятие. Зачем ты купил рудники, которые и гроша ломаного не стоят?

Зачем вышвырнул на ветер миллионы долларов? Что за грязную аферу ты провернул?

Франциско стоял, глядя на него с вежливым изумлением:

— Ты что, Джеймс? Я думал, ты одобришь мои действия.

— Одобрю?

— Я думал, ты расценишь рудники Сан-Себастьян как практическое воплощение моральных идеалов высшего порядка. Помня о том, что было причиной наших разногласий в прошлом, я думал, что доставлю тебе радость, действуя в соответствии с твоими принципами.

— О чем ты говоришь?

Франциско с сожалением покачал головой:

— Я не понимаю, почему ты называешь Сан-Себастьян грязной аферой. Я думал, ты расценишь это как благородную попытку воплотить в жизнь то, чему учат сейчас весь мир.