«Аквамарин» стоял на четырех лапах, которые можно было при желании убрать под обтекатели внутрь корпуса аппарата. Для того чтобы его при качке судна-носителя не колотило о борта, он был зафиксирован с носа и с кормы облегающими корпус захватами на телескопических штангах. Размещался аппарат в прямоугольном, довольно узком отсеке, в который можно было попасть через герметический люк, завинчивавшийся изнутри. Мэри, закончив краткую лекцию, завинтила его и указала мне на люк в «Аквамарине»:
– Залезай и садись в пассажирскую кабину, где стекло.
Внутри было очень тесно: вдвоем не разойтись. Позади пассажирской кабины стояло еще одно кресло, а также пульт, с которого осуществлялось управление аппаратом. Я уселся в одно из кресел и стал глядеть вперед, слушая, как возится за моей спиной Мэри, щелкая кнопками-тумблерами и перебрасываясь короткими фразами с Синди, которая сидела наверху, в рубке «Дороги», и должна была выпустить нас в океан. Впереди за стеклом тускло горели лампы в водонепроницаемых плафонах, освещавшие шлюзовой отсек. Из динамика долетел глуховатый голос Синди:
– Герметичность в норме. Начинаю заполнение шлюза.
– Вижу, – ответила Мэри.
Действительно, пенясь и клокоча, вода стала заливаться в отсек и вокруг стеклянного шара появилась колеблющаяся линия быстро поднимающегося уровня воды. Внизу медленно возникла сперва узкая, а потом все более расширяющаяся прямоугольная щель. Это отодвигалась заслонка, отделявшая отсек от океана. Вскоре мне уже хорошо была видна зеленая толща воды, пронизанная косыми, золотистыми лучами солнца. Лампы, горевшие в отсеке, погасли.
– Заслонка отошла, – сообщила Синди, – даю команду на разъем захватов.
– Поняла. Начинаю заполнение цистерн, – ответила Мэри.
Прошла минута, мы по-прежнему висели на захватах. Я даже подумал, что возникла неполадка, и обернулся к Мэри.
– Все нормально, – сказала она успокаивающе, – разъемы отходят только при отрицательной плавучести аппарата.
Где-то булькало и шипело. Вода заполняла балластные цистерны. Потом шипение прекратилось, что-то гулко лязгнуло, и сквозь стекло кабины я увидел, что отсек, его потолок и стенки быстро уходят вверх.
– Отошли захваты. Есть погружение! Дифферент на нос три градуса, опоры под обтекателями. Даю нагрузку на винт. Глубина двадцать футов. Горизонтальная скорость полтора узла, – бубнила Мэри. – Курс норд-ост тридцать два-десять.
– Поняла, – отозвалась Синди, – доверни две минуты к норду…
Было захватывающе интересно и, вместе с тем, немного жутко. Толстое стекло шара, в котором я сидел, было почти незаметно, и создавалось ощущение, будто я, совершенно голый и беззащитный, погружаюсь в морскую пучину. Слева, чуть позади над моей головой нависала зыбкая темно-бурая тень
– днище «Дороти». Створка, выпустившая нас, постепенно задвигалась обратно, закрывая проем.
– Скорость три узла, – доложила Мэри. – Глубина тридцать.
Жаль, что я никогда не интересовался ихтиологией, а потому даже не знал названий рыб, которые стаями и в одиночку барражировали справа, слева, впереди, выше и ниже меня. Единственно, кого я мог определить безошибочно, так это акул. Меня они тоже определили безошибочно. Одна бестия, в девять футов длиной, прошла сперва поперек курса аппарата, потом описала вокруг него полный крут и появилась уже заметно ниже и скользнула по стеклу. Пасть она не открывала, но мне и без того было известно, что у нее там за зубки.
– Не бойся, – сказала Мэри. – Это стекло выдерживает двадцать атмосфер давления. Скорее корпус аппарата не выдержит, чем это стекло.
– А вообще здесь глубоко? – спросил я как-то уж очень по-сухопутному.
– Нет, – усмехнулась Мэри, – здесь мелководье. Порог Авес, как его называют. Есть провальчики в две, в три тысячи футов, но в среднем – не глубже тысячи. А вот восточнее – впадина Гренада, там почти четырнадцать тысяч футов, ну а западнее – Венесуэльская впадина – там восемнадцать тысяч с лишним…
– А сейчас какая глубина? – спросил я, задирая голову и пытаясь разобрать, где поверхность океана. Там по-прежнему маячила тень «Дороти», столбом затенявшая воду на большую глубину, а кроме того, сияло зеленовато-желтое расплывчатое пятно, похожее на расползшийся по сковородке яичный желток – солнце.
– Сейчас всего сто футов, совсем мало. Ты не хочешь подкрепиться?
Когда нас учили обращаться с аквалангами, то мы ниже тридцати футов не опускались. Ведь для того чтобы прицепить к борту корабля магнитную мину с часовым или радиовзрывным устройством, глубоко забираться не обязательно.