Атлантическая премьера

— Я не помню, — сказал я, — может, пропил. На всякий случай я все-таки полез в карман и нашел бумажник. Там по-прежнему находились военный и комсомольский билеты, авторучка за 35 копеек и фотография Наташи Ивановой. Однако сверх этого там оказалось двадцать пять рублей пятерками и отпускное свидетельство. Согласно ему я должен был встать на учет в Кунцевском РВК города Москвы.

— Мальчики! — не очень свежая, но молодящаяся проводница появилась в проходе — Давайте сворачиваться! К Москве подъезжаем. Билеты кому нужны?

— Нужны! Перекомпостировать надо! А я просто на память возьму! — загалдели мужики и растащили из кожаной сумочки проводницы, где были рассованы по ячейкам наши плацкарты, каждый свой билет. Лохматый при этом порадовал проводницу тем, что погладил ее по объемистой заднице.

Я развернул билет и обнаружил, что ехал от какой-то совершенно неизвестной мне станции. Может, когда нас везли из учебки в Германию, я ее и проезжал, но явно ночью и без остановки… Не то Комаровичи, не то Закоровичи — короче, где-то в Белоруссии.

— Как тебя звать-то? — спросил лохматый.

— Николай.

— А я Игорь. Ты москвич?

— Да вроде бы. Детдомовский.

— Ну и куда ты теперь? — озабоченно посерьезнел Игорь.

— Пойду в детдом для начала, авось не прогонят.

— А потом?

— Потом в военкомат. Может, направление дадут куда-нибудь или комсомольскую путевку.

— Ага, в Сибирь, по зову сердца, гнуса кормить, — хмыкнул Игорь — На фига тебе? Даже если в Москве предложат — все равно хреново. Либо ментуру, либо водилой, если умеешь, только сперва на курсах покантуешься со степухой в полста рэ.

— Потом-то до трех сотен выгнать можно — не согласился другой попутчик, приземистый парнишка, застегивая свой китель с черными автомобильными петлицами. У него на груди поблескивал синий значок с цифрой один.

— Тебе проще, — проворчал Игорь, — тебя можно сразу на автобус сажать. Тем более что сейчас одна лимита туда идет.

— Придумаю что-нибудь, — отмахнулся я. — Не в Америке, безработных нет.

Вот когда, пожалуй, до меня по-настоящему дошло, какая разница сейчас между мной и всеми этими пацанами. Я ведь еще вчера был в этой самой Америке, и все говорили со мной по-английски. Я мог бы запросто сейчас огорошить всех, выпалив какую-нибудь английскую фразу. Или испанскую с хайдийским акцентом. И не только «Хау ду ю ду?» или «Буэнос диас!» Правда, меня тут же повело на сомнения. «Ну, допустим, в Майами я действительно прилетел и пошел с Марселой в здание аэропорта. А дальше вырубился. Может, меня действительно еще тогда скоммуниздили братья-кагэбэшники?» Привезли куда-нибудь в эти самые Закоровичи-Комаровичи, где у них еще с партизанских времен бункер открыт, и пошли мозги полоскать. Что им стоит свозить на ближайший аэродром и покрутить в воздухе на вертолете или самолете, чтоб я, дурак, думал, будто они меня из Майами в Голливуд увезли? Зачем? А хрен их, штирлицев, знает — работа у них такая. Не обведешь — не проживешь».

— Тебе еще налить? — предложил Игорь. — Не выплескивать же?

Он потряс бутылку с остатками «Русской», где еще оставалось граммов сто.

— А ты?

— Да мне, Никола, силы беречь надо! Батя же, если телеграмму получил, уже банкет готовит… Слушай! Поехали к нам. Успеешь ты в свой детдом и в военкомат. Отдохни! У нас клево! Речка, лес, рыбалка. И всего полчаса на электричке, вон, как раз проезжаем!

— Это, выходит, обратно? — усмехнулся я.

— Ну и что? Тебе так и так в Кунцево на электричке возвращаться. Подальше проедешь чуть, а не понравится у нас — минут двадцать, и ты в Кунцеве.

Я допил из горла оставшиеся сто грамм и хлопнул по крепкой ладони Игоря.

На природе

На перроне мы долго трясли всем попутным дембелям руки, обнимались, хлопали по плечам и орали. Пара милиционеров, прохаживавшихся по перрону, не обращала на это внимания. Они сами, судя по рожам, недавно отслужили срочную, и все это дело вполне понимали. Военный патруль тоже скромно посматривал в противоположную сторону: шум был, а драки не было…

Народ расползся, и нас осталось трое: я, Игорь и водитель I класса, которого все называли Лосенком. Я уж не помню, с каких рыжиков он решил ехать с нами. Вообще-то Лосенка звали Юрой, но это имя для него употребляли очень редко.

Мы прошли через вокзал, очутились у пригородных касс-автоматов, Игорь орал, что можно не брать, но я уперся и купил всем троим билеты. Потом через подземный переход прошли на самую дальнюю, у забора, платформу. Здесь купили

— опять же за мой счет, три мороженых по 19 копеек в хрустящих вафельных стаканчиках и, пошучивая насчет «вафель», схрупали все за пару-тройку минут.

На платформе толпился в основном всякий дачный люд: с рюкзаками, пакетами, авоськами. Все было такое привычное, свое, родное, бестолковое…

На меня пялили глаза. В отличие от своих спутников, одетых в ушитую парадку, на мне был линялый комбез, да и загорел я, само собой, куда чернее