Ветви деревьев и автомобильные антенны повязаны желтыми лентами – обычай из песни, так по традиции американцы отмечают разлуку и надежду на ее окончание. На табло бензоколонок и супермаркетов, на лужайках домов и на виадуках над шоссе – трехцветные надписи: «Боже, благослови Америку» и «Вместе мы выстоим». Конгрессмены и сенаторы на ступеньках Капитолия, повергнутые в замешательство короткой эвакуацией, неожиданным хором заводят знакомую всем со школьных лет патриотическую песню – этот вокал нельзя вспомнить без усмешки, но на месте он трогает беспрекословно. Сегодня никто не считается на демократов и республиканцев – для этого еще будет время. Выступление президента перед объединенной сессией прерывается многократными овациями. Президент говорит о войне и неукоснительном возмездии – эти стены не помнят ничего подобного после Рузвельта и Пёрл-Харбора, и лучше бы так и не помнили.
Кто-то пустил в Интернете призыв: в семь вечера всем выйти со свечами, и мы ступаем на улицы Бостона, щелкая зажигалками. В первых сумерках эта паутина трепещущих огней растворяет реальность, как ее растворили непоправимые рейсы 11 сентября, но уже без шока, а свечи неизбежно погаснут, и люди разойдутся по домам – не бродить же вот так, с огнем в руках, до скончания времен. Мы помним и надеемся помнить всегда, но мы всего лишь люди, и у нас масса дел. Парень об руку с девушкой через дорогу смотрит с недоумением, но потом догадывается и говорит: «Благослови вас Господь».
Местный аэропорт Логан по-прежнему закрыт – именно отсюда вылетели в последний рейс три из четырех самолетов-самоубийц.
Так, значит, все-таки война? Впервые за мою жизнь это слово звучит во всей своей угрожающей реальности, без телевизионного флера и кокетства. В этой войне, предупреждают нас, не будет победы раз и навсегда, и мы никогда о ней не услышим. Мобилизация навечно, переход всего образа жизни на осадное положение. Вот что писал несколько лет назад военный историк Мартин ван Кревельд, предсказавший будущее трезвее и мрачнее исторического фантаста Хантингтона:
Точно так же, как нет смысла спрашивать, почему люди едят или зачем они спят, война во многих отношениях представляет собой не средство, а цель. На протяжении истории на каждого, кто выражал ужас по поводу войны, найдется другой, который нашел в ней самый замечательный опыт, какой только дарован человеку, даже до такой степени, что он проводит остаток жизни, вгоняя в скуку потомков рассказами о своих подвигах.
Когда наша жизнь складывается в цепь непрерывных побед, как это было на протяжении последних десятилетий, мы забываем, что победа всегда подразумевает побежденного и далеко не каждый побежденный удовлетворится байками о подвигах, нашим прощением и светлым будущим. Само это светлое будущее становится оружием во вражеских руках: водопровод – каналом бактериологического заражения, кондиционер – носителем радиации, авиалайнер – но об авиалайнерах мы уже и так знаем. Для ван Кревельда война – это попросту образ существования цивилизации, а то, что мы сегодня называем терроризмом, – война, какой она была всегда, задолго до Клаузевица и после него, потому что воюют не государства, а люди. Мир – это когда ситуация на фронте складывается в нашу пользу, но нам больше не будет позволено свернуть этот фронт и вернуться в казармы.
Объяснить и понять случившееся – не значит его отменить или даже предотвратить. Мы можем, до первого шального астероида, льстить себя надеждой, что покорили природу, но мы не покорили и никогда не покорим человека.
В книге британского религиоведа Карен Армстронг «Битва за Бога» сущность и происхождение религиозного фундаментализма истолкованы достаточно ясно. Когда-то наше сознание определяли два полюса, mythos и logos, миф и разум. Это равновесие впервые и единожды за всю историю нарушила только одна цивилизация – западная, которая целиком перешла на сторону logos’a, с ее всепобеждающей наукой, приоритетом личности и вытеснением религии в область частной жизни. Столетиями мы просто не замечали, что далеко не все с нами согласны, да и не искали чьего-либо согласия, и нам верили и по мере сил подражали. Но культуры, в которых миф по-прежнему претендовал на права, в скором времени поняли, что никакое подражание прогрессу не спасет, если не сдать последние бастионы предрассудка. Мы сшибали эти бастионы без оглядки, мы стали сказочным человеком без тени, а всю тень оставили слаборазвитым, которых сочувственно переименовали в «развивающиеся».