Теперь Тиа хотела научить его летать за приманкой. Это была подкова с привязанными к ней куриными и индюшачьими крыльями и головами. Ее запускали на веревке из сыромятной кожи, и когда ее бросали, он совершал большой подготовительный рывок и взмывал ей вслед. Некоторые из его проблем напоминали проблемы пилота авиалиний, оценка расстояний и воздушных потоков. Для него это была не простая механика, как для всякой мелкой птички, которая взлетает и садится по наитию, а серьезная задача по управлению. Когда он был достаточно высоко, он мог казаться легким, как пчела, и впоследствии я видел его на таких высотах, где он как будто нырял и крутил петли, как какой-нибудь голубь, – надо полагать, он играл с различными воздушными объемами, теплыми и холодными. Право, это было замечательно, когда он забирался ввысь и словно сидел там, воистину как бы поверх атмосферного огня, словно он повелевал оттуда. Хотя его мотивом было хищничество и все относящееся к акту убийства, в нем была также природа, которая ощущала триумф восхождения на самый верх воздуха, куда только могла добраться плоть и кровь. И при этом усилием воли, а не так, как другие формы жизни на этой высоте, всякие споры и семена зонтичных, которые были там вестниками вида, а не индивидами.
Точность этого эпизода и многих подобных – поразительна, его можно проверять по зоологическому справочнику. Тем не менее мы очень скоро понимаем, что перед нами – не просто набор тонко подмеченных деталей. Орел – это символ любви Тиа и Оджи, для нее составляющий почти смысл жизни, а для него – объект опасения. И когда в самый трудный момент тренировки орел оказывается совершенным трусом и в панике бросает укусившую его игуану, читатель понимает, что любовь подходит к концу, и так оно и происходит, без видимого житейского повода, но совершенно неукоснительно. Более того, сам Оджи, видимо, начинает постигать символическую связь между собой и незадачливой птицей, понимая, что он, как и орел, – средство в руках властной женщины в ее стремлении к построению альтернативной реальности. В этом эпизоде есть большая психологическая точность, но сама по себе она не уникальна – вспомним эпизод из «Необыкновенной легкости бытия» Милана Кундеры, где семья распадается после того, как умирает собака.
Но над мастерами средней руки Беллоу поднимает необыкновенное умение строить миф из тонко подмеченного бытового и чуть ли не научного материала, из подробностей, до которых нам надо докапываться. О лысом орле можно прочитать, что он, несмотря на свои размеры и грозный вид, совершенно никудышный охотник, он предпочитает питаться дохлой рыбой или воровать ее у хищников послабее.