Атлантида. За легендой - истина

Абсолютно ясна служебная роль этих диалогов: в них действительно философ стремится доказать, что в древних Афинах, отделенных от его современников 9000 годами, существовал тот самый идеальный строй, который он пропагандировал. Прежде всего говорится, что законы, которые существовали в древнейших Афинах, были «прекраснее всего, что нам известно под небом». При этом Платон отмечает, что эти афинские установления очень похожи на египетские, но (в угоду афинскому патриотизму) заявляет, что богиня Афина дала египтянам законы на тысячу лет позднее, чем гражданам Афин. Затем идет расшифровка этих «прекраснейших» законов Первое, на что обращается внимание, — это четкая сословная струн тура, деление общества на несколько изолированных социальных групп. Платон говорит о сословии жрецов («обособленное от всех прочих»), сословии ремесленников («в котором каждый занимается своим ремеслом, ни во что больше не вмешиваясь») сословиях пастухов, охотников и земледельцев. Наконец, особо говорится о воинском сословии, которое «отделено от прочих, и членам его закон предписывает не заботится ни о чем, кроме войны». Уже этот самый беглый взгляд дает нам возможность обнаружить поразительное сходство между проектом устройства «идеального» полиса, как он представлен в «Государстве», и установлениями, которые приписывает Платон древнейшим афинянам.

Особенно отчетливо это сходство проявляется при чтении «Крития». Не будем повторять примеры и цитаты, укажем лишь на одно обстоятельство. Согласно вышеизложенному, ядром всей системы «идеального» полиса является сословие воинов-стражей. Вот что говорит Платон об этом сословии, когда описывает это место и древнейших Афинах: «Но вот сословие воинов божественные мужи с самого начала обособили, и оно обитало отдельно. Его члены получали все нужное им для прожития и воспитания, но никто ничего не имел в частном владении, а все считали все общим и притом не находили возможным что-либо брать у остальных граждан сверх необходимого; они выполняли все те обязанности, о которых мы вчера говорили в связи с предполагаемым сословием стражей». Далее Платон еще несколько раз возвращается к проблеме социального строя древнейших Афин. Еще раз говорит о войске, освобожденном от занятия землепашеством, о том, что воины-стражи живут отдельно, в общих жилищах, и т. д. Указывает, что им категорически запрещается иметь золото и серебро, что в быту они должны руководствоваться принципом: между пышностью и убожеством. В конце же он утверждает, что «во всей Европе и Азии не было людей более знаменитых и прославленных за красоту тела и за многостороннюю добродетель души».

Таким образом, в целом картина ясна: если исходить из современных критериев, можно смело считать Платона представителем специфического историографического направления — «презентизма», сторонники которого убеждены в том, что история не имеет за собой объективной реальности и каждый исследователь может конструировать прошлое по своему усмотрению. Платону нужно было доказательство того, что проектируемый им государственный строй осуществим, и он смело сконструировал древнейшую историю Афин, сделав своих предков теми идеальными гражданами, которыми можно и нужно гордиться. Подобный подход к прошлому для греческой общественной мысли того времени — явление не исключительное. Отдаленное прошлое было известно плохо, и для нужд сегодняшней общественно-политической борьбы смело вторгались в него, черпая там аргументы для полемики с противниками. Свойственный античному обществу традиционализм, уважение к прошлому, искреннее убеждение в том, что в прошлом все было лучше, делал такого рода набеги на историю неизбежными. Например, уже бесспорно мнение современных ученых, что в греческой литературе конца V–IV вв. до н. э. существует три различных образа Солона (первого великого афинского реформатора), созданных представителями трех общественно-политических течений.