Атлантия

– Ты любила ее, да?

– Всю свою жизнь, – отвечает Майра. – И я до сих пор люблю ее.

Она стоит с закрытыми глазами, и у нее такой мягкий голос: в этот момент Майра невероятно похожа на нашу маму, свою родную сестру.

– И она тоже любила тебя?

– Конечно любила. А меня так волновала собственная жизнь, я была такой страшной эгоисткой, что теперь с радостью расплачусь за все, что сделала.

Я не успеваю спросить Майру о том, что все это означает, что же такого страшного она сделала и верит ли она, в конце концов, в богов. Тетя открывает глаза и смотрит прямо на меня.

– Тебя не волновало мое существование, пока ты не услышала мой голос, – говорю я.

– Твой голос – часть тебя самой. Так что, когда я говорю, что люблю твой голос – а это чистая правда, Рио, – это означает, что я люблю тебя.

– Но ты бы никогда не полюбила меня, не будь я, как и ты, сиреной.

– Почему? Полюбила бы. Хотя, наверное, и не так сильно. – Майра секунду молчит, а потом спрашивает: – А ты полюбила бы меня, если бы не мой голос?

Мне в голову приходит странная мысль: возможно, я любила бы тетю гораздо больше, если бы та не была сиреной.

Майра догадывается, о чем я думаю.

– Да, – вздыхает она. – Со мной всегда так было. Но это не важно. Рио, мы должны спасти Атлантию.

У меня по щекам текут слезы.

– Майра, – спрашиваю я, – но откуда ты знаешь, что можешь сделать это? Откуда ты знаешь, что я могу сделать это?

– Дорогая, единственный шанс победить – поверить в свои силы. Когда придет твое время заговорить, ты сама это почувствуешь.

Потом она жестом приказывает нам бежать, а сама отворачивается и обращается к людям в лодках.

– Слушайте, – говорит Майра.

Ее голос полон силы, но еще в нем звучат надежда и доброта, тогда как проклятий или страха нет и в помине. Это золотой, солнечный, прекрасный и чистый голос. Когда я его слышу, я верю Майре безоглядно, так же как верила маме. Я знаю, что у Майры хватит сил спасти нас.

Но нам пора уходить.

Я тянусь к тете, чтобы на прощание прикоснуться к рукаву ее мантии, но она не оборачивается. Тру хватает меня за руку, и мы бежим. Наши ноги утопают в песке, дыхание сбивается. Я оглядываюсь только один раз, но Майру не вижу.

Что с ней произошло? Она исчезла? Она умерла?

Мы с Тру стягиваем с себя мантии и оставляем их на берегу. Я захожу в воду, крепко сжимая в кулаке раковину, которую дала мне Майра. Ее совершенный голос до сих пор звенит у меня в ушах. А потом, в первый раз в жизни, я плыву в море под открытым небом мира Наверху.

Глава 24

Мы с Тру сидим, прижавшись друг к другу, в пещере и ждем. Здесь тихо, слышно только, как снаружи накатывают волны. Этот постоянный повторяющийся звук напоминает мне дыхание Атлантии.

У нас получилось.

А сирены на берегу умирают.

Радость оттого, что наш побег удался, постепенно испаряется.

Что я наделала?

Я оставила там Майру, потому что хотела увести Тру подальше от людей в лодках. Но теперь, в пещере, он в безопасности.

– Я должна вернуться, – говорю я.

– Тогда они и тебя тоже убьют, – возражает Тру. – Мы должны доверять Майре и делать все так, как она сказала.

– Не уверена, что у меня получится.

– Ты должна, Рио. И не вздумай возвращаться на берег. Ты предашь Майру, если вернешься. Ты должна позволить тете спасти тебя. – Тру придвигается чуть ближе ко мне и почти со злостью в голосе спрашивает: – Почему ты пыталась бежать через шлюзы? Ведь Майра сказала тебе, что есть другой способ. Ты же могла погибнуть.

– Ну, не все мы настолько талантливы, чтобы угадать, когда сирена говорит правду.

– Но почему ты не доверилась мне? – продолжает Тру. – Почему не рассказала мне о том, что собираешься сделать?

– Ты бы попытался отговорить меня, – отвечаю я. – Ты мог бы даже, ради моего спасения, сдать меня Совету.

Тру молчит: ему нечем крыть.

И тут я вспоминаю, что Майра отдала мне раковину. В этой раковине голос нашей мамы. Я очень хочу услышать его. Я прожила без мамы больше полугода, а сейчас я Наверху, и мне страшно.

Я смотрю на раковину. Пока мы плыли до пещеры, я крепко сжимала ее в кулаке и теперь боюсь, что время могло стереть мамин голос, что внутри остался только шум моря и ветра.

– Я должна послушать, что в этой раковине, – говорю я Тру. – Это можно услышать только один раз.

Он смотрит на меня так, как когда-то смотрел на дорожках Нижнего рынка, словно бы не понимает, в чем дело, но все равно готов остаться со мной. А потом молча кивает.

Я прикладываю раковину к уху.

Через секунду я слышу ее голос, и у меня начинают дрожать руки. Тру замечает это, он поддерживает мою руку, но сам отворачивается, чтобы не мешать мне слушать.

– Итак, это все, что я узнала о сиренах, Великом Разделе и наших богах.

Да, это она, никаких сомнений. Это действительно мамин голос. Наверное, она говорила это Майре, а Майра все сохранила. Но зачем? Как Майра узнала, что это может потом понадобиться?

– На самом деле Великий Раздел произошел не совсем так, как нам рассказывали.