Атлантия

После пения сирен голоса людей вокруг звучат невыразительно и странно, я с трудом понимаю отдельные слова, хотя мы в Атлантии говорим на том же языке. Интонации непривычные, ритм речи хлесткий, как брызги волн на ветру, да и акцента такого я сроду не слышала. Что, в общем-то, неудивительно: ведь я никогда прежде не бывала Наверху.

Дома тут обшарпанные и тусклые, не то что наши разноцветные в Атлантии. Кто-то случайно задевает меня и извиняется, но не останавливается. Никогда не видела, чтобы такое количество народу двигалось с такой скоростью. Этот город просто кишит людьми.

Когда мы проходим мимо какого-то здания, судя по соблазнительным запахам – ресторана, оттуда слышится громкий смех; час поздний, но двери магазинов открыты.

Это место совсем не похоже на Атлантию. Я вообще не знаю, на что оно похоже.

Я чувствую легкость, потому что надо мной нет ничего, кроме воздуха. На меня не давит сверху вода, меня не окружают стены, которые должны выдерживать напор воды снаружи.

Это странное незнакомое место, и я знаю, что смогу прожить здесь лишь пару дней, но мне тут нравится. И я хочу остаться Наверху.

Мы с Тру несколько раз теряем и снова находим друг друга на темнеющих улицах. Чтобы хоть немного сориентироваться, мы выбираем место, где дома стоят не так близко друг к другу, и смотрим, в какой стороне виден шпиль храма. Я тороплюсь. Так странно постоянно ощущать, что идешь по земле, чувствовать под босыми ступнями пыль и песок, а временами – гладкие круглые камни. Мы не переговариваемся – кто-нибудь может услышать наш акцент и догадаться, что мы не из этого мира, – но мы прикасаемся друг к другу. Тру держит руку у меня на плече, я обхватила его за талию.

А потом мы, не сговариваясь, одновременно останавливаемся.

Майра сказала, что я узнаю их храм, и я его действительно узнаю́, хотя он отличается от нашего.

Он сделан не из камня, а из металла и выглядит так, будто построен из сваренных друг с другом глыб. Мне хочется пощупать пальцами заклепки, проверить, насколько хороши швы. Весь храм покрыт зеленой окисью и словно бы растет из земли. Я слышала о таком: загрязнение настолько сильное, что может пожрать даже металл, но сейчас храм кажется прекрасным.

Мы с Тру в мире Наверху, стоим перед храмом, грязные и насквозь промокшие. Дверь закрыта (возможно, чтобы внутрь не проникал воздух), но, когда я поворачиваю ручку, она легко открывается. Не заперто. Наверное, у них Наверху, как и у нас Внизу, храм должен быть доступен людям днем и ночью, чтобы любой, у кого возникнет желание помолиться, мог в него беспрепятственно зайти.

Я нерешительно замираю у входа. Мне страшно.

Кто-то протискивается мимо меня и недовольно бормочет, что я встала на дороге.

– Ну же, Рио, – говорит Тру.

Я вспоминаю про Бэй и решительно вхожу в храм.

Внутри довольно людно, и вроде бы никто не обращает внимания на наше с Тру появление.

Я делаю еще несколько шагов вперед. Здесь все иначе и в то же время похоже на наш храм Внизу: скамьи, тишина, приглушенные голоса молящихся. Мы с Тру проходим мимо плачущей женщины, которую успокаивает жрец.

За нами наблюдают боги-горгульи. Они не только на стенах, но и на некоторых скамьях: сидят, как прихожане, только приварены навсегда. Мне это сначала кажется странным, но потом я вижу их изъеденные коррозией лица и тела, которые позеленели, словно долгое время пробыли под водой, и понимаю: все дело в отравленном воздухе. Я, когда присматривала за богами у нашего храма, приваривала их к веткам деревьев, а здешние жрецы в те времена, когда воздух был особенно ядовит, принесли своих богов внутрь храма, да так до сих пор и не вынесли обратно.

Я останавливаюсь как зачарованная. Высоко надо мной морской конек сидит на скрученном хвосте на постаменте, его голова склонилась, словно в молитве, а шеей он поддерживает давящий сверху груз. Кит с круглой головой и вытаращенными глазами вырывается из стены, а на ближайшей ко мне скамье скалит зубы акула с остроконечным хвостом. Наверное, это такие же боги, как и наши Внизу, только в другом обличье. Они такие чужие и близкие одновременно. Скорее всего, местные жители изготовили их фигурки после прибытия сирен.

Каково это – создавать новую религию? Придумывать собственных богов?

Кафедра выложена ракушками из нижнего мира, только на кафедре в нашем храме волны постепенно переходят в деревья, а здесь деревья переходят в облака. Это так красиво. Я невольно задумываюсь, а вдруг в этих ракушках сохранились какие-то голоса, и крепче сжимаю свою раковину в кармане.

Подойдя к алтарю, я замечаю на том месте, где у нас стояла чаша с землей, чашу с водой.

На секунду я позволяю себе представить, будто это тоже мой дом, где я найду сестру и, возможно, маму. Мама встанет за кафедру и начнет читать проповедь, а потом увидит меня. Она подбежит ко мне, обнимет и скажет: «Рио, все это время мы были здесь. Мы ждали, когда же ты наконец придешь сюда».