Атлантия

«Еще очень давно я обнаружила, что лучшие голоса можно услышать именно в тюремных стенах», – так сказала мне тетушка. Не эти ли истории она посылала Наверх? Истории находящихся в заключении людей, которые хотят стать свободными.

Видимо, когда Майра сохраняла для меня голос Бэй в той, первой раковине, сестра об этом не знала. Тогда понятно, почему сестра не передала мне сообщение, а просто пела. Сохраненные в раковинах голоса были секретом Майры и Океании, а потом Майра поделилась этой тайной и со мной тоже, потому что я была сиреной.

Она не могла быть уверенной в том, что Чиро найдет эти ракушки, она лишь надеялась, что кто-то их найдет.

– Здешние люди слушали наши истории, – говорит Бэй, – и постепенно у них появилось такое чувство, будто они знают нас.

– Но они все еще не верят, что сирены – это люди, – возражает Тру. – Они их убили.

– Да, некоторые до сих пор ненавидят сирен. Но есть такие, как Чиро, и их много. Они убеждены, что сирены люди и убивать их неправильно.

– Что ж, это лучше, чем Внизу, – говорю я. – Там лишь очень немногие считают нас людьми.

– Рио, – начинает Бэй, но замолкает.

Что она может на это сказать? Я всю жизнь скрывала свой настоящий голос, а она всю жизнь старалась защитить меня, и это был не наш выбор. Мы обе страдали от того, кто я есть на самом деле.

Или нет. Мы страдали не из-за этого, а потому что люди боятся тех, кто от них отличается, хотя в действительности мы очень похожи.

– Есть кое-что, чего я так и не могу понять, – говорю я. – Если голоса сирен действительно так сильны на поверхности, то каким образом здешние люди смогли им противостоять там, на острове?

– Понятия не имею, – признается Бэй.

Как бы я хотела, чтобы нам с ней не нужно было говорить обо всем этом, чтобы нам не надо было думать о сиренах и о собственном спасении. Я бы могла рассказать сестренке о том, как меня целовал Тру, и о том, как быстро, как действительно быстро я плавала по дорожкам. А она бы рассказала мне о своих чувствах к Фэну, о том, чем мечтает заняться в этой жизни, если не считать постоянной защиты сестры-сирены. Но времени на такие разговоры сейчас нет.

И будет ли оно у нас когда-нибудь?

Я вдруг чувствую приступ слабости и сажусь на пол. Кладу голову на руки. Дышать становится труднее, я не могу не думать о Майре.

Сестра опускает руку мне на спину.

– Есть люди, которые нам помогут, – говорит она. – Я со многими уже познакомилась. Они приходят к жрецу тех, кто, как и я, поднялся на поверхность и работает в трудовых лагерях.

– Что это за работа такая в трудовых лагерях? – спрашиваю я, а Фэн снова заходится в кашле. – Судя по всему, твой друг серьезно болен, ему не место в трудовом лагере.

Фэн в ответ только смеется:

– Им плевать на это. Наше здоровье никого не волнует.

– Жители этого мира позволяют нам подниматься на поверхность только потому, что им нужна дешевая рабочая сила, – поясняет Бэй.

– Они считают, что мы все сплошь тупицы, – говорит Фэн. – И, между прочим, правы. Мы и понятия не имеем о том, как устроен реальный мир.

– Они нас всех в гроб загонят, – жалуется сестренка. – Ночью нам дают пару свободных часов: за это время мы должны успеть добраться до города и решить все свои проблемы. Нам платят одну монету в день. Этого хватает только на еду и на самые необходимые мелочи.

– Ну, ты же знаешь свою сестру, – с улыбкой говорит мне Фэн. – В самый первый день, вместо того чтобы купить себе что-нибудь поесть, она прямиком отправилась в храм.

– Мы правильно сделали, что пошли сюда, – отвечает Бэй. – Ведь мы познакомились с Чиро и теперь бываем здесь каждый вечер.

Неудивительно, что у нее такой измученный вид – работает целый день, а потом приходит на службу в храм.

– Уверена: боги простят вас, если вы будете молиться не каждый вечер, – говорю я.

Фэн снова смеется:

– Мы не только с богами приходим общаться. Мы приходим сюда, чтобы люди из этого мира увидели: мы такие же, как они.

Фэн опять начинает отчаянно кашлять, и на этот раз приступ сильнее. Кашель у него просто жуткий – сухой, болезненный; кажется, беднягу вот-вот вывернет наизнанку. Конечно, воздух здесь еще загрязнен, но, похоже, Фэн реагирует на это сильнее прочих.

Я смотрю на Бэй. Усталые глаза, коротко подстриженные волосы. Интересно, она подстриглась, потому что не могла заплетать без меня косички или чтобы меньше думать обо мне? А может, причина вообще не во мне, а в чем-то совершенно другом?

– Пожалуйста, надень ее, – говорит Бэй Фэну, и я понимаю, что она имеет в виду кислородную маску, которая висит у него на боку.

– Да когда я надеваю эту штуку, мне вообще становится нечем дышать.

– Но она помогает, даже если тебе так не кажется. Маска тормозит процесс.

– Этого мы не можем знать наверняка, – возражает Фэн, но маску все-таки надевает.

– Это все из-за здешнего воздуха? – спрашиваю я.