Как и предполагала судьба, вскоре они крупно повздорили. Аполлон осмеял Пана с его нежной свирелью, а тот, оскорбившись, вызвал обидчика на состязание. Аполлон принял вызов и даже пригласил зрителей - Диониса и пенорожденную Афродиту, красота которой была столь совершенна, что Пан даже боялся о ней подумать. Раскроем тайну - именно этой несравненной красоте обязаны были титаны цветами, получаемыми от Пана. Ведь не восстань Крон против отца своего Урана и не отсеки его миророждающий фаллос, брызнувший в море животворной пеной, не знал бы мир неземной красоты, именуемой Афродитой. Подобная красота стоит букета ромашек.
Боги пришли. Они любили посмеяться, а Аполлон обещал хорошую шутку. Судьей по предложению Пана был приглашен фригиец Мидас, преодолевший в своей жизни все искушения, даже искушение золотом. Не было человека, более беспристрастного.
Когда Аполлон заиграл на арфе, замолчали птицы, прекратили кровавую трапезу тигры и остановили свой вечный хоровод нереиды, завороженные волшебством музыки.
- Играй, Козел! - победоносно крикнул бог света Пану, отставляя кифару.
Пан приставил к безобразным губам свирель и заиграл.
И перестал журчать родник.
И забыл опустошить свои легкие свирепый Борей.
И загрустила пенорожденная Афродита.
- Ты победил, Пан - сказал Мидас. И боги согласились с ним. Дионис от чистого сердца, а Афродита чтобы позлить красавчика Аполлона.
Злопамятный Аполлон не забыл этого. Первым был наказан Мидас, получивший ослиные уши. Отомстить Пану было сложнее. Длинные уши вряд ли бы могли обезобразить его и без того ужасный лик. Но нет препятствия, которое могло бы остановить обиженного бога. Аполлон нашептал нимфам про непотребности, которые Пан будто бы творит с красотками-наядами, а затем подкупил Эрота. За кусок медового пирога злокозненный озорник, пронзил чресла Пана любовной стрелой, заставив мучиться безответной любовной страстью.
Потеряв навсегда Сирингу, Пан покинул Олимп и долго скитался по горам. Он никогда бы не вернулся, если бы не Дионис. В этом рубахе-парне было нечто близкое Пану. Должно быть, какая-то искорка тайной грусти в глазах. Но кто поверит в грусть бога веселья? Лишь Пан, который тоже всегда смеялся, когда бывало грустно.
Дионис нашел его в пещере на вершине Геликона. Не слушая протестующих криков он вытащил отшельника на солнечный свет и пьяно захохотал:
- Да ты никак поседел, брат Пан!
Пан с удивлением осмотрел свое поросшее густым волосом тело. И впрямь кое-где пробивалась седина.
- Брось грустить! На-ка лучше выпей!
Дионис извлек из ничего канфар, наполненный густым вином.
- Снимает все горести. Десятилетней выдержки с южных склонов Пелиона. Могу поклясться, что амброзия может показаться козлиной мочой в сравнении с этим нектаром! О, - спохватился бог, вспоминая о козлоподобном облике Пана, - прости за бестактность.
- Все нормально, - ответил Пан и сделал глоток. Жизнь вернулась и поделать здесь было нечего. Он отпил еще и похвалил:
- Действительно хорошее вино!
- Действительно?! - Дионис захохотал. - А ты знаешь, во что мне обошлось узнать где ты прячешься? А-а-а... - протянул он, торжественно поднимая вверх палец. - В амфору вот этого самого вина. Старухи мойры не соглашались на меньшее. Поначалу они вообще гнали меня прочь, но вино им понравилось. Как бы там спьяну не обрезали по ошибке чью-нибудь нить! Кстати, я попросил Лахесис подправить твою судьбу. А то ведь и впрямь на твоем роду было написано, что тебе суждено провести остаток бессмертной жизни в пещере. Пара комплиментов и старушка перепряла нить так, как хотел я!
Пан усмехнулся.
- И что же я должен делать согласно новой судьбе?
- Ты идешь со мной в Аттику. Возьмем девочек и повеселимся. А заодно обделаем одно дельце.
- Не узнаю тебя! С каких это пор ты стал совмещать полезное с приятным.
- С недавних, брат Пан. Повздорил со стариком. Он назвал меня приемышем и невежливо напомнил, что подобрал меня в грязной канаве, где я валялся в мертвецки-пьяном виде. Я возразил, что мне тогда было всего четыре года, а он ответил, что я был пьян уже в чреве зачавшей меня блудницы. Как будто это не была соблазненная им фиванка Семела. Да и зачал он меня в пьяном угаре. Ну да ладно, дело прошлого. Мы со стариком повздорили и, когда я узнал, что он собирается занять сторону спешащих к Аттике мидян, то решил назло ему помочь афинянам. Тем паче, что они никогда не скупятся на жертвы мне. Паллада уже спешит к Марафону. Отправимся туда и мы. Надеюсь, ты не забыл свою тысяча первую гримасу?
- Нет.
Пан скорчил такую жуткую физиономию, что Дионис невольно отпрянул.
- Даже меня проняло. Тогда ближе к делу. Вот тебе пара сандалий. Взял взаймы у твоего папаши. Кстати, шлет привет.
Пан неопределенно кивнул головой, а затем спросил:
- А сам как? По солнечному потоку?
- Нет, что ты! Аполлон тут же наябедничает Громовержцу. Со мной крылатый леопард. Кис! Кис!