Атлас памяти

Я впервые толком распробовала их в довоенном Киеве, уже будучи дипломированным специалистом, объездив два десятка городов и решительно ничего не добившись.

Надо было купить мне эти чёртовы каштаны, мама.

Дождь из нейролептиков

В нашем блокноте четыре твоих записи.

Каждый раз, когда мы встречаемся, я прошу тебя написать мне в нем что-нибудь. Я верю, что по месторасположению этих записей можно узнать отношение человека к тебе. Если человек пишет сначала и по разлиновке, значит, это просто знакомство. Если он пишет крупно на обложке, он хочет выместить собой тебя. Как правило, бессознательно. Если в середине и поперек, значит, ты претендуешь на должность его личной тайны и кого-то очень важного.

Ты не пишешь в начале и на обложке. Ты всегда метишь в середину. Это как дартс, где дротики стойко окружают нетронутую мишень, хотя именно она поражена больше всего. А могло остаться две, и навсегда.

Мы вошли в реку дважды. Где двойка, там и тройка, Бог любит троицу, а за нею и все остальные числа, не отличая их друг от друга.

Я слушаю «Лунную сонату» и еду на полной скорости на своём железном коне в ночь. Во мне много тяжёлых нейролептиков и любви к тебе.

Больше – ничего.

Бирюзовая палатка

Мой идеал живёт в бирюзовой палатке.

Ему за 30, он темноволос, кареглаз и не любит себя нетрезвым. В его имени всегда присутствует буква «и», не знаю, почему. И – символ союза, продолжения, не-крика: буквой «и» не кричат ни от радости, ни от боли, ни от страха.

Тот, кто её придумал, определённо что-то знал.

Он овладевает мной в этой самой палатке или на столе коллеги в компании, в светлое время суток; как он потом спит с кем-то ещё в этой палатке или работает в этом офисе – неизвестно, либо он слишком умело врёт про то, что со мной было волшебно.