Атласный башмачок

Пруэз в самом деле приложит все силы к тому, чтобы одновременно и способствовать и препятствовать своей любви: она тайком посылает записку, назначая свидание Родриго, и в то же время в очень красивой сцене, которая и дала название всей пьесе, она молит Богородицу уберечь ее от достижения своей цели. В дальнейшем, когда после смерти дона Пелайо она обретет свободу, то выйдет замуж за Камильо, сделав снова невозможным какой бы то ни было союз с Родриго. Когда же они наконец встретятся, она откроет ему, в великолепном лирическом диалоге, величие любви в отречении, подлинную радость, которая смешана с жертвенностью, преображением желания. В накале страсти их единственной встречи влюбленные переносят свое двойное желание в любовь к Богу и преображают в радость души. Грех, который служит, — это и есть напряжение желания, изначально — чисто земное желание двух существ неотвратимо влекомых друг к другу, которое в боли разлуки и ее превратностей становится все более полным, все более обостренным и глубоким, вплоть до возможности превзойти самого себя и обратиться в абсолютную жертвенную любовь. И теперь уже в образе звезды Пруэз, новая Беатриче, наполнит Родриго, будет сопровождать его, указывать путь в парадоксальном блаженстве отказа от земных благ.

Но откуда у клоделевской героини такая власть, позволяющая увлечь мужчину к подобным духовным высотам? Дело в том, что она более, чем он, открыта высшим духовным силам, она ближе к Богу.

И она сумеет воспользоваться данной ей красотой и притягательностью, чтобы привести мужчину к большему, чем она сама, к Тому, перед Кем она бессильна.

На этом пути есть у нее знаменитые предшественницы, которых хорошо знал Клодель. Среди них — загадочная фигура Премудрости из VIII главы книги Притч Соломоновых, о которой говорится в Библии как о женском начале, которое предшествовало Творению и которую возлюбил “Владыка всех”. Есть также героини средневековых романов и вся этика куртуазной любви, “всегда запретной”, и рыцарские подвиги, чтобы заслужить любовь. Не забудем и о том, что для французского слуха имя Пруэз по звучанию близко “prouesse”, пруэсс, то есть храбрость, подвиг. Была и Беатриче Данте, так восхищавшая Клоделя, Беатриче из “Божественной комедии”, которая в главе “Рай” становится частью звездного Неба, предвосхищая Пруэз–звезду из Четвертого Дня. Такова роль женщины, когда она позволяет проявиться через нее Божественной воле, вместо того чтобы чинить ей преграды: пробудить в своем избраннике все лучшее, заставить его забыть самого себя, чтобы возвыситься над самим собой, “выявить собственную бесконечность”.

Обращенный к внешнему миру, к самоосуществлению в нем, мужчина нуждается в этом источнике внутренней силы и духовности, который у Клоделя воплощен в женщине: пользуясь своей красотой как приманкой, она увлекает его за собой до того опасного предела, где должно произойти таинственное перерождение, где желание плоти уступит место желанию Неба.

Такова драматическая вселенная Клоделя, в которой два образа — Евы–прародительницы и Девы Марии–заступницы дополняют друг друга , чтобы в финале слиться, ибо первородный грех преодолевается в торжестве духа.

Доминик Мийе–Жерар,

профессор Сорбонны, Университет Париж–ΙV.

Похвальное слово [115] Луне из “Атласного башмачка”

Среди всех линий “Атласного башмачка”, сплетающихся в чудесную гибкую и прочную сеть, в которой сюжет вьется в разных направлениях, ни разу не запутавшись, я выбираю мотив Луны за элегантность и тайну ее образа.

И я выбираю ее еще и потому, что она сияет на небе моего детства, сливающегося с прозрачной громадой, встающей ночью над замком в Бранге[116], где я родилась.