Атмор Холл

Он был тихим человеком с хорошими манерами, довольно деликатного сложения, но гибкий и деятельный. Я помнила, что на охоте он обгонял всех сквайров, занимался верховой ездой, когда только это было возможно. Я помнила это очень хорошо, потому что все, что я могла делать с лошадью, так это свалиться с нее. Однажды, когда Джастин в ярости проскакал мимо меня, Найджел Бэрроу помог мне подняться и отряхнуть пыль. Джастин никогда не мог понять, почему кто-то не может научиться держаться в седле. Он думал, что я упрямлюсь и падаю только для того, чтобы вызвать у него раздражение. В конце концов, как он неоднократно говорил, не было ли моей главной миссией в жизни пытаться все время мучить и раздражать его? Джастин никогда ничего во мне не понимал — никогда! И мне не следовало бы начинать эти мучения снова.

Мэгги переходила от гостей к чайному столу и обратно, но однажды она отошла в сторону к окну поговорить с Найджелом. Я видела, как она положила левую руку ему на плечо, и снова поймала блеск сапфировой звезды на ее безымянном пальце. В запонках Найджела тоже были сапфировые звезды! Сердце мое слегка екнуло. Как он мог быть ровней Мэгги Грэхем? Он был аутсайдером. Несмотря на то, что Атмор был когда-то ему почти родным домом, он не был рожден для него, он не был рожден для всего, что связано с ним.

Я откусила кусочек бисквита, пытаясь прийти в себя. Неужели я была таким снобом? Я, которая была гораздо больше аутсайдером, чем Найджел когда-либо мог быть! Я, которая никогда не чувствовала себя уютно в Атморе и никогда бы не смогла, живи я тут хоть сто лет. Не только Джастин, но весь дом отверг меня. Но что же тогда делала я здесь в Красной гостиной, попивая английский чай и критически размышляя о человеке, который был по природе добр, хотя и не имел врожденных манер?

Чаепитие закончилось, наконец, и мисс Дэвис показала это нам незаметным жестом, что заставило нас всех встать со стульев. Я вознамерилась уйти со всеми. Я хотела основательно затесаться среди остальных, но Мэгги тихо и уверенно отделила меня от них. Они пошли через холл, а Мэгги подвела меня к лестнице.

— Твоя комната готова, — сказала она. — Я приказала принести твою сумку из автобуса, а водителю было сказано, что ты остановишься у нас. Иди наверх и устраивайся. Позвони Нелли, когда ты будешь готова, и дай мне знать, когда мы сможем поговорить. Нелли опять у тебя в услужении, пока ты здесь, это ей дополнительная нагрузка.

Невозможно было противостоять ей. Я была снова той девятнадцатилетней девчонкой, какой я когда-то была — глиной для любого, кто хотел из меня что-нибудь вылепить, причем рада была этому. Я отчаянно пыталась выяснить, кем же я была в эти дни, так как во мне было слишком развито желание быть для дорогих мне людей именно такой, какой они хотели меня видеть. И трудность была в том, что я никак не могла угадать полностью их желание и полностью соответствовать их представлениям обо мне. Но огонь Атмора не мог меня греть постоянно. В конце концов, я всегда снова приобретала свой определенный американский облик, и Атмор был определенно разочарован во мне.

Нелли поджидала меня у подножия лестницы, готовая мне услужить. В старые времена служанка из верхних комнат никогда не должна была работать в гостиной, но эти времена прошли навсегда. Нелли работала везде, где было нужно, то есть по всему дому.

За исключением моей подозрительной встречи со старым Даниэлем, ее приветствие было первым дружеским приветствием в Атморе.

— Как хорошо, что вы вернулись, мисс Ева, — сказала она, и у меня не хватило духу сказать ей, что я далеко не «вернулась».

Как хорошо я помнила белую лестницу, ее изящные железные перила по обеим сторонам, тоже покрашенные белым. Красный бархатный ковер плавно стекал по ее ступенькам, а ее блестящие перила уводили взгляд все выше и выше, с этажа на этаж. Эта лестница мне всегда казалась одним из шедевров в доме. Огромное пространство на глухой без окон стене наверху было занято хорошими семейными портретами, причем самое выгодное место над нижним пролетом было занято портретом в полный рост миссис Лэнгли, которая построила этот дом и украсила его в соответствии со своим богатым воображением. Кончила она тем, что жила в нем вдовой с пятью дочерьми на выданье. Как, вероятно, они оживляли дом своими веселыми вечерами прежде, чем старшая из них нашла себе мужа и ввела его в дом, чтобы поддержать традиции Атмора, добавив новое имя к списку его владельцев. Фамилия Данкоум продолжала время от времени появляться в Атморе несколько своеобразным путем, хотя наследников этого имени не было. Портрет несчастного мистера Данкоума был сослан на верхний этаж. Настоящая семья некоторым образом гордилась им, хотя он вызывал и известное чувство неловкости. Миссис Лэнгли, вероятно, никогда не одобряла женитьбы своего зятя на ее дорогой Синтии, но милое лицо ее старшей дочери на портрете говорило об истории своенравного упрямства и извращения.