Атмосфера

Надо же – думал я – какой замечательно невручий человек. И открывая дверь чуть ли не зубами, вперся в кабинет с двумя томами своего фундаментального труда под мышками, а также блокнотом и ручкой для возможных рекомендаций, которые следовало непременно уважительно записывать. Ха-ха-ха, представляете, я совершенно напрасно все это тащил. Оказалось, что в кабинете начальника, сидит очередной скромный на вид молодой человек, которому меня рекомендуют, используя все превосходные степени описания гениального ученого. На этот раз тема его диссертации уже имела словесное выражение, и опять шла не в дую с моей, что снова никого нимало не обеспокоило…

После третьего протеже, я робко заикнулся о собственной защите, на что получил заверение в скорейшей защите – немедленного вставления ее в рабочий план НИИ и назначения даты – конкретного числа.

Однако, молодые люди продолжали сменяться один за другим. Они были одинаково одеты и вообще очень похожи, возможно своей общей чертой – удаленностью от умения мыслить. В общем, мне они казались все на одно лицо. Со временем количество похвал и обещаний в мою сторону поубавилось, а нотки приказа в просьбах усилились. Теперь меня заставляли работать, сразу в двух, часто независимых направлениях и я, при всех своих способностях окончательно забросил собственные исследования, набирая материал на докторскую диссертации, пока моя кандидатская продолжала пылиться на полке. Мне элементарно перестало хватать времени. Но я все равно все чужое тянул на отлично. А спустя примерно пять лет моего труда раба, случилось то, что в соответствии с законами психологического давления, должно было когда-то случиться – наступил кризис отношений. Перед защитой очередного дуралея, со мной неожиданно что-то произошло, я ворвался в кабинет к зав.лабораторией и со свойственной мне точностью высказался, называя вещи своими именами…

Травить меня начали в тот же день, непосредственно с обеда в столовой нашего НИИ. Чуть позже, как следует подготовившись, развернули против меня настоящую широкомасштабную акцию. Надо ли говорить, что никто из моих кандидатских птенцов, как правило сразу после защиты назначавшиеся на солидные должности, не пожелал оказать мне помощь, В вскоре я остался вовсе без работы, едва сумев избежать увольнения по статье. С тех пор производственные отношение начальник-подчиненный навсегда ушли из моей жизни – как недопустимые для меня. Конечно, я пережил трудный период, но со временем все как-то утряслось. Какое-то время я трудился в удалении от моей специальности и призвания. Кем именно я работал – о, я стараюсь об этом даже не вспоминать. В последние же десять лет мои изобретения получили наконец ценовое выражение. А то ящик письменный стола со свидетельствами о моих изобретениях уже перестал закрываться. Я пользуюсь также некоторой известностью в определенных кругах и позволяю себе в основном уже не трудиться руками, а разрабатываю теоретическое обоснование в том числе под определенные заказы, и являясь затворником, консультирую по телефону, последнее время не выезжая даже на главные эксперименты. Ну, а если, в виде исключения и соглашаюсь на подготовку диссертации, то делаю это за очень хорошие деньги. На эти средства я и существую.

О, Поленька, я наговорил лишнего, вы загрустили, вы жалеете меня, поверьте, не стоит, все мои жизненные уроки – эти орфайген, пощечины – пошли мне на пользу. Забавно, что русские, в соответствии с пониманием слова получают удары по щекам, а немцы, считают, что по ушам. Да, что случилось, то случилось, в первый раз службу я покинул сам. Думаю, меня все равно рано или поздно «сожрали» бы, если бы я оставался в каком-либо коллективе. Повышенные способности одного индивидуума дурно влияют на душевные качества остальных. Конечно, я лишил себя широкой известности, зато сохранил остаток нервов. А с годами спокойствие начинаешь ставить в голову угла. Я самодостаточный человек, без общества не скучаю и могу позволить себе общаться лишь с теми людьми, которых хочу видеть. Например, с вами. Так, что жалеть меня, право, не стоит. И я позволил себе вкратце обрисовать основные этапы моей жизни не из-за своей избыточной болтливости, хотя, должен признать, что по отношению к вам, она, безусловно широко проявляется. Ха-ха-ха. Знаете, один американский ученый Роберт Милликейн до такой степени замучил своих сослуживцев своей болтовней, что они даже предложили ввести единицу словоохотливости один Кен. Вы, Поленька вполне можете, если вам наскучит меня слушать, только сказать, что Кенов в сегодняшнем разговоре было многовато и я безо всяких обид немедленно замолчу. Ха-ха-ха. Ну, так вот. Мне бы хотелось, что бы вы тоже кое-что знали о человеке, с которым общаетесь. Ведь ваша жизнь с высоты моего второго этажа проходит передо мной, как на ладони, а вы совсем ничего не знаете обо мне. Это несправедливо.