Атмосфера

Зубной Федору действительно потребовался. Прямо на следующее утро, после богатого событиями дня, завершившегося, как известно, нырянием до дна Белоомута, парень проснулся с левой щекой, круто выгнутой наружу.

Перетонит начался, когда в корень зуба под давлением попал воздух, да и переохлаждение тоже поспособствовало – объяснили врачи.

Ох, мать честная! – обалдел от боли и от созерцания собственного личика в старом больничном зеркале, Феденька. Не, ну мало мне, да? Так еще и рожа окривела. Во, попал. Вован, нет ты только погляди!

Вован же, поняв причину возникновения у друга флюса, вместо жалости, проявил удивительное жесткосердечие. От души расхохотался:

Ну ты нашел, братан, где рот разевать…

В самом начале отсидки, точнее отлежки, после первичного обследования и разъяснения происшедшего, к ребятам направили детского психолога – молодого парня – выпускника, возрастом к детям поближе.

Однако, Федор, выяснив специальность задающего бесконечные вопросы пацана-доктора (еще главное скрывает, гад!), аж взвился.

Я вам, что, псих? Молодой специалист пробовал приходить еще несколько раз. Но Феденька так бурно на него реагировал, что реальные отрицательные эмоции при появлении врача явно перекрывали гипотетические положительные и доктора подозрительной специальности отозвали.

Вован на появление психолога среагировала не в пример мягче и послушно отвечал на многочисленные странные вопросы и рисовал шарики с квадратиками, а на удивление Федора отвечал – я что, жлоб? Может ему поговорить не с кем. Все равно тут торчим, не жалко…

Федор говорил более менее откровенно с одной Поленькой. Пока орлы Ефимова обследовали дом, подняв и как следует разглядев каждый камушек, Федор был как сам в себе. Даже Поленьке не удавалось вытащить его из этой незримой ракушки. Позже выяснилось, что останков Крафта не нашли ни в целом ни во фрагментальном виде.

То есть – ни ноги, не руки, ни единого ноготка, ни лоскутка – объяснял Федор другу на соседней койке.

Какого лоскутка? – переспросил Вован.

Да, кожи – мотнул головой Федор.

А, тогда понятно…

Чего тебе понятно?

А чего тут непонятного – смылся он, сбег.

Думаешь?

И тут Вован очень удивил своего закадычного друга. Кто бы мог подумать – Вован – вечная неподъемная флегма – а голова–то оказывается, не всегда дрыхнет!

Тут и думать нечего. Если ты Мадьярова слушал, когда он нам про Крафта и про барокамеру рассказывал, небось, тоже понял бы.

Вован, ты чего, дурак? Мадьяров как раз и объяснял, как эта его барокамера с помощью разницы давлений могла людей изнутри взрывать, прямо по молекулам разметывать, как в кино всяких демонов.. И когда Крафт внутри был – камера-то как раз работала.

Правильно, работала, а потом взорвалась.

Ну? И чего я тут не вижу?

А то, что работала она на одно давление. Понимаешь? Не на разницу, а на одно. Ведь с того момент, как немец внутрь попал, никто больше никаких кнопок не жал, никаких переключений на пульте под лестницей не делал. Понял? Ну, вот и думаю я – давление то было тоже повышенное, как с нами. Гудело-то одинаково. Поэтому, наверное, и металл камеры не сдюжил – взорвался. А может давление нарочно так разогналось – до самого крайнего предела. Ведь было сразу ясно – не выдержит – иначе бы сирена не врубилась. Крайний рубильник – это наверное специальный, что б следы, когда надо замести. Только…

Только Крафт, наверное не думал, что в этот момент внутри окажется.

Да уж. Но все равно, его бы никак по молекулам не разметало. Ну побило бы сильно, взрывом может чего и оторвало, но хоть лепешкой, он должен был где-то откопаться. А его ни в каком виде не нашли. Значит – успел – сбег. Понял? И вообще, знаешь, хорош тут направо и налево дураками обзываться. Надоело. Сам–то тоже небось не того, не светлая голова. Иначе тоже бы докумекал. А то в себя ушел, вернуться забыл, глаза пучишь, ушами хлопаешь.

Феденька уважительно поглядел на Вована и сказал вторую потрясающую вещь в этом не длинном разговоре. Он сказал тихо – Володь, друг, прости меня будь человеком.

И гладя в глаза, уставившемуся на него, никак не ожидавшей такой реакции, друга, добавил – Я ведь думал… я его убил! Фу, прям гора с плеч.

* * *

Люди вместе пережившие какое-либо приключение, особенно связанные с серьезным риском, стараются собраться вместе, чтобы поговорить, не всегда чтобы вспомнить, иногда чтобы побыстрее забыть…

Герои взрывной истории смогли встретиться только спустя год. Все они прожили этот год по разному. Но сразу после взрыва всех участников этой истории тянуло поближе друг к другу, к своим, пока случившиеся еще не было отделено временем и другими происшествиями и делами.

Пока мыслями еще находишься внутри него, в этом переживании и оно еще держит тебя на коротком поводке памяти, без конца возвращая назад, заставляя в тысячный раз вспоминать собственные слова, движения и переживать о неиспользованных возможностях тех же движений и слов. Кто сейчас поймет тебя лучше, чем человек, который видел все тоже собственными глазами и пережил все собственными нервами.