Атолл

Приближаясь ко входу во второй садок, Матаоа увидел уруу, отделившуюся от косяка иоио. Это была самая большая рыба уруа из всех виденных им. Он ухватился за сетку, так как быстрое течение относило его в сторону. Человек и гигантская рыба пристально смотрели друг на друга. Уруа отвела глаза от лица Матаоа и уставилась на его руки. Неожиданно она рванулась вперед, и Матаоа инстинктивно отпрянул от сетки. Ему вдруг пришла в голову мысль, что рыбу заманили в ловушку хитростью и нужно ее освободить. А разве других рыб не следовало отпустить? Ему стало жаль рыб и стыдно за себя.

Матаоа поплыл по течению и вышел из воды перед хижиной. Жанна готовила кофе. У соседей плакал ребенок. Солнце всходило. Матаоа снял маску и посмотрел на садок. С берега, сквозь прозрачную толщу воды, уже нельзя было отличить одну рыбу от другой — все они, в том числе и громадная уруа, слились в одну плотную синеватую массу. В конце концов это всего лишь добыча, попавшая в западню. Завтра туда попадут другие рыбы, послезавтра тоже, и так изо дня в день. Матаоа никогда не будет больше охотиться на них с острогой. Вдруг он понял, почему ему так грустно. Теперь не рыбы, а он сам внушал себе жалость. Матаоа больше не ныряльщик, а владелец садка! Он постарел!

Гидросамолет

Все больше людей, особенно стариков, открыто высказывали недовольство Матаоа. Они упрекали вождя (тут не обошлось без влияния Тао) в том, что он пренебрегает древними традициями туамотуанцев, навязывая людям Арутаки образ жизни попаа. Он и сам вступил на этот ложный путь и наживается, торгуя рыбой.

Подобные обвинения заставляли более разумных и терпимых людей на Арутаки лишь пожимать плечами, но даже они не знали, что сказать, когда речь заходила об установленной на атолле рации. Пока что эта радиостанция, существовавшая уже три месяца, приносила пользу лишь самому Матаоа да его компаньону Ах Сину. Неужели молодой Тетоэа прошел стаж радиста в Папеэте, а правительство израсходовало столько средств на покупку рации только для того, чтобы можно было сообщить на Таити, что садок Матаоа полон рыбой и шхуне пора прийти за ней?

Рыбий садок оказался очень выгодным предприятием. Матаоа уже поставил Ах Сину около восьми тысяч килограммов рыбы. Не успевал Матаоа к приходу судна опорожнить садок, как он снова был полон. Запасы рыбы казались неисчерпаемыми.

Матаоа чувствовал, что в его отношениях с людьми что-то изменилось, но видел причину в своем успешном сотрудничестве с Ах Сином. Это его скорее раздражало, чем огорчало. Он был первым, кто навел людей на мысль о постройке садков. Соорудив садок, принесший ему столько прибыли, он тем самым призвал остальных последовать его примеру. В чем, как не в этом, заключается роль вождя, ведущего к прогрессу? Вместо того, чтобы осуждать Матаоа, лучше бы все построили себе такие же садки. Почему не использовать до конца богатства, предлагаемые морем? Не век жить копрой и перламутровыми раковинами! К тому же Матаоа и Ах Син доставляли радость жителям Таити, снабжая их любимой пищей. Что касается радиостанции, то, конечно, построили ее не для того, чтобы Тетоэа день-деньской любовался ею, но кто мешает любому жителю Арутаки пользоваться ею?

И действительно, радиостанция оказалась необходимой для тяжелобольных, так как фельдшер Марии теперь мог получать по радио консультации от врача и, з Папеэте. Но даже и в этом отношении больше всего пользы она принесла Матаоа — вернее, одному из членов его семьи. Однако на этот раз никто не осуждал вождя, а наоборот, не было человека, который бы ему не сочувствовал.

* * *

Уже несколько месяцев Ириа, сын Матаоа, жаловался на боли в животе. Они начинались неожиданно и так же неожиданно прекращались. Его часто рвало. В ожидании, пока придет судно, чтобы отвезти Ириа в Папеэте, Марии предложил сделать ему курс уколов. Но после первого же укола Ириа отказался от услуг фельдшера: попасть в руки Марии еще никому не доставляло удовольствия. Помощник капитана с «Ваинианиоре» говорил, что действия фельдшера не имели даже отдаленного сходства с тем, чему того обучали на Таити. Вместо того чтобы вводить иглу быстрым и точным движением, как острогу, Марии сначала приставлял ее к коже, а потом надавливал. Прежде чем впрыснуть лекарство, фельдшер гнул или ломал не одну иголку.

Боли у Ириа между тем не только не утихали, а наоборот, стали невыносимыми. Люди даже начали думать, что Ириа обречен.

Тетоэа вызвал по радио Папеэте, и спустя немного времени врач был у аппарата. На Арутаки его голос был слышен так ясно, как если бы он говорил из соседней хижины. Когда врачу сказали, что у Ириа болит живот, что живот стал твердым, как дерево, тот велел обложить его льдом из холодильника и завернуть мальчика в простыню. Потом он спросил, найдется ли на лагуне площадка по крайней мере в тысячу метров, куда бы летчик мог посадить гидросамолет, не рискуя наскочить на коралловый риф. Если такое место есть, нельзя ли в течение ближайших часов отметить его вехами?