Атолл

Тетоэа обернулся к Матаоа. Матаоа, казалось, ничего не слышал, погруженный в мысли о постигшем его несчастье. Однако он взял себя в руки и сказал твердым голосом:

— У пас есть такое место, в двух километрах к западу от пролива, и мы сумеем обвести его вехами меньше чем за три часа.

Все переглянулись. Не сошел ли Матаоа с ума? Действительно, такое место было, но безумие пытаться в такой короткий срок обнести его вехами. Матаоа, однако, все продумал. Лодки! Они станут на якоре двумя параллельными линиями и отметят посадочную площадку для гидросамолета. Лодок наберется достаточно. Вряд ли на Арутаки найдется хоть один человек, который отказался бы помочь в беде Матаоа. Но как стать на якорь при столь сильном течении и глубине двадцать пять саженей? А веревки на что? Если же их не хватит, то можно воспользоваться нейлоновыми шнурками от траловых сетей, которые продаются у Ах Сина.

Когда все было готово и лодки выстроились двумя линиями, на горизонте появился гидросамолет. Увидев, что он благополучно сел на воду, люди, сидевшие в лодках, были настолько взволнованы, что не смогли сдержать слез. Привезли Ириа, находившегося в бессознательном состоянии. Попаа, сидевший рядом с пилотом, сказал, что в самолете найдется место лишь для одного члена семьи: машина перегружена горючим. С Ириа полетела Моеата. Бедная женщина! Она влезла в самолет в чем была, не успев захватить с собой даже маленький узелок. Трудно было не умереть со страху, садясь в такой аппарат, но Моеата видела лишь лицо сына. Она примостилась возле него, как если бы они находились в родной хижине.

Гидросамолет заскользил по лагуне, взлетел и в несколько минут стал маленьким, как птица в небе.

* * *

На следующий день Тетоэа говорил по радио с врачом из Папеэте. Еще день — и Ириа умер бы… Но благодаря гидросамолету все кончилось хорошо, операция прошла благополучно, и теперь Ириа был вне опасности, разве что произойдет какое-либо неожиданное осложнение, что маловероятно. Врач добавил несколько теплых слов в адрес родителей молодого человека, сильный организм которого немало способствовал счастливому исходу. У Ириа оказался перитонит. Марии нашел описание этой болезни в медицинской книге, и все вспомнили, что на Арутаки немало людей умерло от такой же болезни.

После этого случая отношение к Матаоа изменилось. Оказался прав он, а не те, кто, подобно Тао, утверждал, что Матаоа положил конец традиционному образу жизни туамотуанцев. Что скажут эти люди, если кто-нибудь из их близких окажется в таком же положении, как Ириа? Дадут больному умереть? Правда, в данном случае речь шла о сыне вождя, но ведь врач и не опросил, кто такой Ириа. Он беспокоился лишь о спасении жизни туамотуанца и отправил бы гидросамолет за любым больным, независимо от того, чей он родственник.

Спустя некоторое время в память об этом необычайном событии была сложена песня под названием «Врач-гидросамолет».

Молодой Теоту, выделявшийся среди школьников красивым почерком, переписал песню в тетрадь с многочисленными рисунками, иллюстрирующими историю спасения Ириа. Эту тетрадь вместе с корзиной ожерелий из перламутровых раковин и панцирем черепахи на «Ваинианиоре» отправили в Папеэте.

* * *

Спустя шесть недель «Ваинианиоре» доставила Моеату на Арутаки. Ириа с ней не было.

— Как Ириа? — спросил Матаоа, когда они вошли в хижину.

Моеата прикусила губу и зарыдала, не в силах выговорить ни слова. Наконец она успокоилась и вытерла слезы:

— Ириа совершенно здоров, но захотел остаться на Таити.

— Ну так что же? Когда он вернется?

— Он поступил работать в гараж и больше не вернется.

Что происходило на Арутаки

до приезда министра

С момента посадки на воды лагуны гидросамолета, который взял Ириа в Папеэте, до 7 мая 1963 года, когда на атолл прибыл министр фарами в сопровождении губернатора, никаких особых событий на Арутаки не произошло.

Были сооружены три больших садка, не считая садка Матаоа. Люди оценили дальновидность вождя, положившего начало столь прибыльному делу. Благодаря продаже рыбы население менее болезненно пережило понижение цен на перламутровые раковины и копру.

В сезон шестьдесят третьего года ни один ныряльщик не отправился на Такароа. Стоимость раковин упала до ста тысяч франков за тонну. При такой цене был ли смысл подвергаться риску стать таравана? Люди предпочитали ограничиться продажей рыбы из садков и копры. Правда, цены на копру снизились до одного франка за килограмм, в то время как грузы «Ваинианиоре» — рис, сахар, соль и другие продукты — вздорожали.