Атомная база

— Моя мать была дочерью священника. Христианская религия лишила ее душевного покоя. В течение тех немногих девятилетий, которые составляют жизнь человека, она не спала ночей, моля врага человеческой жизни, христианского бога, простить ее грех. Природа сжалилась над ней и отняла у нее память. Ты, может быть, скажешь, что и люди, верящие в такого злого бога, плохие люди? Но это не так, люди более совершенны, чем бог. Я никогда не слышал, чтобы моя мать кого-нибудь осудила, хотя религия, в которой она была воспитана, внушала ей, что все люди — неисправимые грешники. Смысл ее жизни воплотился в тех немногих словах, которые она, забыв все другие, сохранила в своем втором детстве: «пожалуйста», «помилуй вас, господи». Она была беднейшей женщиной в Исландии. И тем не менее у нее всегда могли найти приют все отверженные, все преступники и проститутки.

Я долго молчу. Потом поднимаю на него глаза и прошу прощения. Похлопав по щеке, он целует меня в лоб.

— Теперь ты знаешь, — произносит он с извиняющейся улыбкой, — почему я не могу спокойно слышать, когда говорят что-нибудь, что звучит как осуждение моей матери, как упрек мне за то, что я существую.

Глава четырнадцатая

Убийство мерзкого Оули

После того как премьер-министр произнес свою очередную клятву, разговоры о продаже страны на некоторое время прекратились. Через год должны были состояться выборы в альтинг, а пока нужно было сделать так, чтобы представители великой державы облекли свои требования в более приемлемую форму и просили не базы для обороны и нападения в атомной войне, а приюта для благотворительных миссий, которые, возможно, будут посланы, чтобы облегчить страдания несчастных европейских народов.

Между улицей и правительством было заключено перемирие. Коммунисты перестали выступать с заявлениями, что «ФФФ» хочет продать страну, а «ФФФ» не кричала больше о том, что следует быть истинными исландцами и требовать, чтобы выкопали останки Любимца народа. И вот среди этого молчания неожиданно, словно весть о рождении Христа, разнесся слух, что мерзкий тип Оули найден убитым в бараке на берегу моря. Железный лом, которым его стукнули, лежал рядом.

Как правило, чтобы не оскорбить убийцу и его близких, в газетах об убийствах пишут мало, если только кому-нибудь не придет в голову блестящая идея свалить все на неизвестного американского негра, потому что черного американца и его близких можно оскорблять безнаказанно и сколько угодно.

Философия для более подготовленных

Как-то вечером перед Новым годом, вернувшись домой, я увидела в передней самого чужого мне, самого непонятного и далекого человека, хотя и самого близкого из всех мужчин — в чем я никогда не сознаюсь, — непостижимо почему, но близкого; это был отец детей, муж фру, знаменитый человек, мой хозяин.

— Хэлло!

— Добрый вечер.

На сей раз в доме не было вечеринки, все было тихо. Он только что приехал с аэродрома, его кожаный чемодан стоял в коридоре.

— Где дети, которых я вверил вашему попечению?

— Думаю, они где-нибудь развлекаются.

— Будем надеяться. Люди должны развлекаться, пока могут, потому что придет время и им надоест развлекаться. Я бы многое дал, чтобы снова получать удовольствие от кино.

Мне хочется убежать и закрыть за собой дверь; я никогда не умею ему ответить, мне кажется, он по моим глазам видит, как у меня бьется сердце оттого, что он приехал, и оттого, что он снова насмешливо и рассеянно шутит со мной.

— Спокойной ночи, — неожиданно говорю я и хочу уйти.

— Угла!

— Что?

Он глубоко затягивается сигаретой. Я жду у двери и смотрю, как он курит.

— Говорят, прощают тех, кого понимают. Я думаю, это неверно, прощают прежде всего тех, кого не понимают, прощают детей. Скоро Новый год, дети готовятся к самому большому развлечению — взрыву в полицейском участке. Начальник полиции, мой родственник, просит меня запереть младшего сына, но разве это поможет? Мои дети обязательно примут участие в этом новогоднем развлечении. Я думаю, самое простое — дать им взорвать злополучный участок, а потом построить новый, лучший.

— Извините, до меня это не очень доходит. Взорвать полицейский участок под Новый год? И это сделают дети? Зачем?

— Не знаю, — говорит доктор Буи Аурланд, — а впрочем, можно придумать какое-нибудь объяснение. В новогоднюю ночь больше всего ощущаешь собственное бессилие. Раньше у детей был бог, они любили его и молились ему. Он делал их соучастниками своего всемогущества. А теперь бог переехал неизвестно куда, и если что и осталось от него, то только в американо-смоландской общине. Вот дети и восстают против собственного бессилия.

— Но при чем тут полицейский участок?

— Может быть, это лишь символ. Символ, понятный детям. Символ врага личности. Символ высшей силы, которая говорит: ты не соучастник моего всемогущества. В ночь под Новый год особенно чувствуешь движение времени. А ты бессилен перед ним и скоро вообще станешь ничем. Вы понимаете?

— Нет. По-моему, нам не хватает клуба для молодежи. Вот и все.