- Вот что, Василий Михайлович, - дружески сказал он, - у меня к вам сразу два дела... Пришлось заинтересоваться вами, - секретарь мягко улыбнулся, - и я выяснил, что в свое время вы работали в газетах, писали статьи, очерки. Вот мы тут и подумали, - а почему бы вам опять не взяться за перо, деятельность, так сказать, физическую сменить на идеологическую. Решили рекомендовать вас для работы в печати. Не возражаете? - Прокудин сидел молча, опустив глаза, и пытался разобраться в чувствах, которые овладели им в эти минуты...
- Значит, договорились, - продолжал секретарь райкома. - К деталям вернемся позже. А теперь вот какое дело - к нам обратились товарищи из Комитета государственной безопасности... Они хотели бы, чтобы вы, Василий Михайлович, в чем-то им помогли. Посоветовались с нами... От имени районного комитета я их заверил, что вам они могут доверять полностью.
- Спасибо, - вырвалось у Прокудина.
Точно не замечая его душевного волнения, секретарь продолжал:
- Сейчас сюда приедет полковник Соколов, я вас с ним познакомлю.
Действительно, Соколов приехал буквально через десять минут. Вместе с ним Прокудин прошел в предоставленную им комнату.
- Скажите, вы хорошо знали Тимура Рахитова? - спросил Соколов.
- Да. - В поднятых на полковника глазах Прокудина появилось удивление, разговора на эту тему он никак не ожидал. - Приходилось встречаться в клубе, иногда он приезжал в отдел, к отцу. Беседовали... Вас интересуют наши отношения, мое мнение о нем?
Соколов отрицательно качнул головой:
- Нет.
- Тогда что же? - не понимая, произнес Прокудин.
- Видите ли, что собой представляет Тимур Рахитов, нам уже более или менее ясно...
Соколов коротко рассказал, - вчера юноша был тяжело ранен ударом ножа.
- Жаль парня, - искренне сказал Прокудин. - Вы знаете, почему его пытались убить?
- Очень приблизительно, - уклончиво сказал полковник, - он не хотел тратить время на подробности. - В данное время нас интересуют некоторые обстоятельства, связанные с покушением на этого юношу, но имеющие отношение больше не к нему непосредственно, а к его отцу, Рахитову Михаилу Борисовичу.
При этом имени Прокудин помрачнел. Полковник продолжал:
- Мы обратили внимание на следующее... Во-первых, оказалось, что о случившемся с сыном Рахитов узнал раньше, чем милиция, следственные органы. Кто-то сообщил ему, что его сын убит. Как только он получил это известие парализовало левую часть его тела. Сейчас Рахитов представляет собой жалкое подобие того, каким вы знали его прежде. Возникает вопрос - от кого и каким образом он получил такое сообщение? Рахитов мог бы если не сказать, то написать - правая рука у него в порядке. Однако он молчит. Что же это значит? Почему он не хочет назвать человека, принесшего ему трагическое известие? Дальше, Рахитов почему-то не сделал ни малейшей попытки как-то ускорить следствие, что, пожалуй, при подобном несчастье сделал бы любой из нас. Больше того, он вообще не проявляет никакого интереса к следствию. Почему он так странно ведет себя? Вас, безусловно, занимает вопрос - почему мы, собственно, обратили внимание на поведение Рахитова после покушения на его сына, не так ли, Василий Михайлович?
- Да, так, - признался Прокудин.
- Мы уверены, что Тимура Рахитова хотели убрать с дороги агенты иностранной разведки, - пояснил полковник. - В этих обстоятельствах странное поведение Рахитова-отца приобретает, я бы сказал...
- Зловещий смысл, - подсказал Прокудин.
- Пожалуй, так, - согласился Соколов. - Вы ведь, конечно, понимаете перед нами задача со многими неизвестными. Вы должны помочь нам решить эту задачу.
- Я не силен в алгебре, - хмуро усмехнулся Прокудин. Он в упор спросил: - Что я должен делать?
- Встретиться и поговорить с Рахитовым.
- Не понимаю.
- Вы не следователь - стало быть, не имеете права его допрашивать. Вы с ним не друзья, а враги, - естественно, не можете рассчитывать на то, что он доверится вам, - все это мы отлично понимаем, - спокойно наговорил полковник. - И все же именно вы должны попытаться установить истину. Сначала вы дружили, потом он возненавидел вас. И в то же самое время он по-своему уважал вас, вернее, отдавал себе отчет в том, что вы достойны уважения... и боялся вас. Да, да, Василий Михайлович. Вот это обстоятельство и навело меня на мысль обратиться к вам за помощью. Понимаете, иногда человек свой страх перед другим старается скрыть нарочитой грубостью, проявлением ненависти, хотя сам-то в душе и знает, что, собственно, ненавидеть не за что.
- Понимаю, - задумчиво сказал Прокудин. - Психология! Вы хотите как бы опрокинуть логику. Здравый смысл говорит, что такой встречи быть не может и сам Рахитов в этом абсолютно убежден - и вдруг - открывается дверь, появляюсь я. Гм... Он растеряется? Безусловно. Но в следующий же момент он укажет мне на дверь и никакого разговора не состоится. Я полагаю, вы подумали об этом?
- Подумали, - Соколов усмехнулся. - И на дверь он указать не посмеет и разговор состоится, если вы, конечно, согласитесь пойти на это, как я понимаю, не очень приятное для вас свидание.