Атомный ангел

В 1915 году контроль над этой территорией перешел к Южной Африке, а в конце Первой мировой войны Юго-Западная Африка была официально объявлена южноафриканским протекторатом. Таким положением дел значительное число намибийцев с тех пор недовольно и пытается его изменить.

Все это и многое другое я выслушал перед отлетом от Роджера Брендивайна, эксперта Министерства иностранных дел по намибийским делам, и вспоминал, спускаясь с трапа. Солнце здесь слепило так, что в первые несколько мгновений я ничего не мог разглядеть и шел, ориентируясь на широкую спину пассажира передо мной, в штанах цвета хаки, просторной рубахе, разрисованной оранжевыми рыбками, и соломенной шляпе на массивной голове. Кончилось тем, что я наступил ему на ногу; он обернулся и, дыхнув на меня чесночным амбре, рявкнул с сильным немецким акцентом:

– Смотри, куда идешь, придурок гребаный!

Приветственных плакатов «Добро пожаловать в Намибию!» я что-то не заметил.

В аэропорту Виндхук меня не встречали. Да и кто бы меня узнал? Белому офицеру на паспортном контроле я протянул немецкий паспорт; несколько секунд офицер тщательно его изучал. На фотографии он увидел человека с пышными усами, зализанными и зачесанными назад волосами, в массивных очках с черепаховой оправой. Подняв глаза на меня, увидел то же самое. Имя мое по паспорту было Йозеф Шварценеггер, в графе «профессия» написано «геолог». Офицер закрыл паспорт, вернул его мне и кивнул. Геологов здесь тусовалась тьма-тьмущая, и внимания они не привлекали.

Я проехал на такси тридцать восемь километров до центра Виндхука и заселился в отель «Пески Калахари» на Кайзерштрассе. Занес чемоданы в номер и вышел на улицу, чтобы позвонить из автомата. Была вероятность, что телефоны в отеле прослушивает БОСС – тайная полиция ЮАР; зарегистрировался я как Шварценеггер, а в разговоре собирался представиться настоящим именем, и, если б меня слушали, это могло бы вызвать подозрения.

Телефон зазвонил в пятидесяти милях к северо-западу от Виндхука, на руднике «Дамбе», принадлежащем «Уэстондам корпорейшн». Рудник «Дамбе» – лишь одно из многочисленных владений «Уэстондам корпорейшн», разбросанных по всему свету. Владелец и президент «Уэстондам» – сэр Дональд Лоуи-Конглтон, читателям «Частного детектива» более известный как «Король Кенгуру», а мне – как отец Дины.

Трубку сняли сразу, и секретарша мгновенно переключила меня на управляющего рудником.

– Смед слушает, – проговорил резкий отрывистый голос с сильным южноафриканским акцентом.

– Это Питер Смед?

– Да.

– Моя фамилия Флинн. Я друг сэра Дональда.

– А-а! – Тон его мгновенно изменился. – Добро пожаловать в Юго-Западную Африку! Как прошло путешествие?

– Спасибо, отлично.

– Сэр Дональд передал нам по телексу, что вы приедете.

– Замечательно. Когда мы сможем встретиться?

– Я в вашем распоряжении. Могу приехать в город, могу прислать за вами машину и привезти вас к нам на рудник.

– Я хотел бы посмотреть на рудник.

– Уверен, сейчас вы больше всего хотите отдохнуть после долгой дороги. Машину пришлю за вами завтра к девяти утра. Ехать здесь всего полчаса.

– Отлично.

– Где вы остановились?

– В «Песках Калахари». Опишите мне машину, и я дождусь ее снаружи.

– Белый пятисот пятый «Пежо».

– Что ж, с нетерпением жду завтрашней встречи.

– Я тоже, мистер Флинн. Всего доброго.

* * *

Машина приехала на десять минут раньше назначенного. Повезло, что я был уже готов и ждал снаружи: начни водитель спрашивать обо мне в отеле, вышло бы неловко. За рулем сидел чернокожий в белых шортах и белой рубашке с открытым воротом; то ли он был не слишком разговорчив, то ли не слишком любил белых, а вернее всего – и то и другое. Еще этот парень, похоже, считал, что лучший метод вождения – на каждой скорости выжимать из автомобиля все возможное и лишь после этого переключать передачу. Под душераздирающий рев мотора, в адской жаре я размышлял о том, сколько коробок передач и сколько двигателей он угробил за год. А когда мы съехали с асфальтированной дороги и принялись карабкаться по ухабистому проселку в гору, подумал и о том, сколько погибло за год машин и пассажиров.

За окном «Пежо» скакал вверх-вниз впечатляющий пейзаж: каменистые утесы, обрывистые скалы, массивные валуны, кое-где – жесткие кусты с выгоревшей на солнце листвой. За три километра нам встретились три разбитые машины. Я задумался о том, почему мой водитель не улавливает намека, и сказал себе: должно быть, все их разбил он сам.

С лихостью матерого автогонщика он обогнул глухой поворот. Я так заскрипел зубами, что, казалось, едва не стер их в пыль.

– Как у вас здесь на дорогах, машин много? – прокричал я, надеясь, что за разговором он хоть чуть-чуть сбавит скорость.

– Мало, совсем мало! – проорал он в ответ.

А в следующий миг уже отчаянно выкручивал руль и жал на тормоза, пытаясь протиснуться между каменной стеной и громадным грузовиком, вылетевшим на нас из-за поворота. Послышался удар, затем мерзкий скрежет; выступающий камень пропахал нашему «Пежо» бок. Водитель, похоже, ничего не заметил.