Атомный ангел

– Тзенонг? Морда такая злющая, чистый пес?

– Не знаю. Он умер в августе.

– Дэниел Тзенонг?

Я кивнул.

– Как же, как же! Сынок его устроил нам бучу. Шнырял здесь, разнюхивал. пришлось его вышвырнуть. Говорил, что мы подделали анализы его отца, натравил на нас начальника местного здравоохранения из Виндхука.

– Как зовут сына?

– Бен.

– Не расскажете мне поподробнее об отце?

– Подождите, сейчас найду его личное дело.

Смед подошел к шкафу для документов, порылся в папках, вытащил одну и протянул мне.

– Смотрите. Правда, боюсь, здесь не слишком много. Начал работать у нас тридцать три года назад, в двенадцать лет. Жил вместе с семьей в нищей деревушке милях в двадцати к западу отсюда. Большинство наших работников – из этой деревни и из нескольких соседних: на работу и с работы мы их возим на автобусах. Был женат, двое сыновей. Уволился в мае – точнее, мы от него избавились. У него был рак легких, работать уже не мог.

– В результате работы на шахте?

– Все может быть.

– А его сын Бен? О нем расскажете поподробнее?

– Можно спросить, зачем вам это?

– Бен Тзенонг хочет на нас работать.

– На вас?

– Наша компания сейчас ищет специалиста по Юго-Западной Африке, который мог бы консультировать нас по добыче полезных ископаемых в этом регионе. Мы подали объявление, и одним из кандидатов стал Бен Тзенонг.

– Сын Тзенонга?

– Он сейчас на третьем курсе Оксфордского университета, изучает атомную энергетику.

– Верно. Я слышал, что он учится в университете в Англии. Вы поосторожнее с ним. Умные ниггеры – самые опасные.

Я кивнул.

– Это одна из причин моего приезда. Парень действительно знающий, мало того – талантливый. Мы вроде бы и решили взять его на работу, но опасаемся, что у Тзенонга могут быть скрытые мотивы.

Смед поднял бровь, затем вернулся к шкафу с документами и вытащил оттуда еще одну папку.

– Тогда почитайте вот это, мистер Флинн. Отчет нашего психолога. Я на полчасика отойду по делам, а вы пока ознакомьтесь. В этой стране без осторожности не обойтись – нам приходится прикрывать себе тыл и не подпускать близко опасных людей, так что на нас работает целая команда психологов, и их задача – выявлять все подозрительное. Может, хотите чаю, кофе или чего покрепче?

– Кофе, пожалуйста.

– Хорошо, распоряжусь. Приятного вам чтения.

Смед удалился, а я раскрыл папку, в которой ровно ничего приятного не было.

Бену Тзенонгу повезло: он выиграл одну из трех годовых стипендий ООН на всю Намибию. Два года провел за морями; перейдя на третий курс, вернулся на каникулы домой и узнал, что отец очень болен, а мать почти помешалась от горя и тревоги за мужа. Еще узнал, что врач «Уэстондама» обманул отца – сказал, что у него обычный бронхит. У родителей не было денег, чтобы идти к другому врачу, оставалось лишь принять диагноз. Бен пригласил независимого врача, оплатил его визит и узнал правду. Возможно, если б истина открылась раньше, в начале болезни, отца Бена еще можно было бы спасти; но теперь он был обречен.

Бена Тзенонга пожирала ненависть. Ненависть к «Уэстондам корпорейшн», к правительству ЮАР, к Германии, начавшей колонизацию Намибии. Однако самую сильную ненависть питал он к стране, которую лучше всего знал, – к Англии.

Ее Бен ненавидел за положение в мире, за то, что после ухода Германии она могла бы облегчить жизнь намибийцев, но ничего для них не сделала. Ненавидел, ибо считал Англию ответственной за все беды Юго-Западной Африки. Ненавидел английских жирных котов, слизывающих сливки колониализма. Больше всего он ненавидел английских богачей, разъезжающих в «Ягуарах», хотя доставалось от него и простым англичанам, колесящим на «Фордах», «Воксхоллах» или «Мини». Частица ненависти перепадала и тем, кто ходит пешком.

Бен Тзенонг был ученым и в науке разбирался, однако не понимал мир, в котором живет. Не понимал – и тем сильнее его ненавидел. Ненавидел все страны, использующие атомную энергию; ненавидел жителей этих стран – за бездумно горящий свет, за идиотские телепередачи, за игровые автоматы, льдодробилки, неоновые огни, эскалаторы, ультрафиолетовые лампы, электрические зубные щетки, игрушечные железные дороги. за все бессмысленное и бездумное поглощение энергии, ради которого его отец всю жизнь горбатился под землей, и пылевые частицы с атомами радона оседали у него в легких, пока, накопившись там, не начали свою разрушительную работу, пока не принесли отцу медленную и мучительную смерть, а матери – безумие.

Атомных электростанций в Намибии не было. Весь уран, добываемый здесь, отправляли в Европу и Северную Америку. Ни разу в жизни отец Бена не включил лампочку, питаемую тем ураном, что всю жизнь добывал из земли.

– Ну как? – спросил, появившись в дверях, Смед.

– Теперь понимаю, о чем вы, – ответил я.

Смед предложил мне еще сигарету. Я отказался, и он закурил сам.

– Имя Лукас Огомо что-нибудь вам говорит?

Смед широко раскрыл глаза и кивнул.

– Еще бы! Ничего хорошего.

– Почему?