Атомный ангел

Поездка заняла минут сорок. Место оказалось вполне подходящим. Бар, возле которого коротали время две потрепанные машины и скелет велосипеда, никак нельзя было назвать центром вселенной, а других зданий поблизости не было. Я отвел «Датсун» подальше от дороги, выключил фары и приготовился ждать темноты. Вечер был теплый и душный; стояло новолуние, к большому моему удовольствию, – для того, чем я планировал заняться, свет не требовался.

Прошло минут десять; тишину разорвали скрип и бряцанье велосипедных цепей, и мимо меня проехала по дороге группа велосипедистов. Они скрылись во тьме, и снова наступило молчание.

Когда вокруг стало темно, как в погребе, я вывинтил лампочку в салоне автомобиля. Затем извлек из багажника манекен, собрал его и посадил за руль. Достал пакет со шприцами, извлек их, один завернул в салфетку и снова спрятал в карман. Другой, вместе с лейкопластырем, положил на пассажирское сиденье. Оставалось лишь надеяться, что мимо не проедет полицейский патруль, а если проедет – не станет заглядывать в машину. Одному Богу ведомо, что подумают копы, увидев, как ширяется манекен.

Пешком я вернулся к дороге, выбрав место, откуда открывался обзор в трех направлениях. В «Остановке на пиво» погасли огни, машины и велосипед исчезли.

На дороге появился грузовой пикап с несколькими людьми в кабине; я попятился в кусты, чтобы не быть замеченным в свете фар. Грузовик заехал во двор «Остановки», и я услышал ворчание и ругань: как видно, проезжающие надеялись, что бар будет открыт. Затем они уехали. Я подошел к бару сам: дверь заперта, на окнах ставни. Сняв пистолет с предохранителя, обошел бар кругом, но никого и ничего не увидел – и вернулся на свой пост.

Я от души радовался, что «Беретта» со мной, и мысленно благодарил Траута и Трамбалла за приспособление, позволяющее повсюду возить ее с собой. Умельцы сконструировали плечевую кобуру, которая, если собрать ее особым образом, делает пистолет ни на вид, ни в рентгеновских лучах неотличимым от 8-миллиметровой кинокамеры с пистолетной ручкой. Это приспособление не раз обманывало охрану в аэропортах.

В девять двадцать пять темноту впереди прорезал яркий свет фар. На несколько секунд фары исчезли, затем вновь прорезали тьму, уже ближе ко мне, и послышался шум мотора. Две минуты спустя показалась «Тойота»; она сбросила скорость, повернула на дорогу к Отджосунду и медленно съехала на обочину. Тихо, как только мог, держась в тени кустов, я бегом бросился туда, где оставил машину. «Тойота» встала так, что светила своими фарами прямо на «Датсун» и на фигуру за рулем: не знай я, что это манекен, – сам решил бы, что в машине сидит человек. Водитель вышел из «Тойоты» и двинулся к «Датсуну». Я выхватил из кармана тряпку и выдавил в нее все содержимое шприца. Держа тряпку в левой руке, побежал за гостем – резиновые подошвы позволяли мне двигаться совершенно бесшумно. Пробегая мимо «Тойоты», бросил взгляд в салон, чтобы удостовериться, что гость не привез кого-нибудь с собой, – там никого не было.

Я подождал, пока он возьмется за ручку дверцы «Датсуна» со стороны пассажирского сиденья, – и тогда обхватил его сзади и приложил к носу тряпку, пропитанную хлороформом. Должно быть, от шока он вдохнул глубже обычного, потому что вырубился мгновенно. Я сразу его узнал – не зря сегодня в библиотеке разглядывал фотографии: это был Лукас Огомо.

Я снял с него куртку, закатал правый рукав рубашки, уложил на заднее сиденье «Датсуна» и крепко связал ему руки и ноги. Затем взял шприц и подождал, пока он начнет шевелиться.

Во втором шприце находилась бледно-желтая жидкость – сильное успокоительное под названием пентотал. Как только Огомо зашевелится, я вколю ему достаточно пентотала, чтобы он впал в расслабленное состояние безмятежного счастья – последняя остановка сознания перед сном, состояние, в котором человек полностью расслабляется, и мозг его отключает все сдерживающие центры.

Заворочался он только через пятнадцать минут. Я всадил ему в руку иглу и вколол щедрую дозу волшебной микстуры. Глаза бедолаги закатились. Я закрепил шприц у него на руке лейкопластырем.

– Здравствуй, Лукас.

– А. привет.

– Хорошо тебе, Лукас?

– Ага. Очень хорошо.

– Что ж, расслабься и наслаждайся покоем.

– Ага. Ага. Где это я? И почему не могу пошевелиться? Что происходит?

Он начал паниковать. Я нажал на поршень – и Лукас немедленно расслабился.

– А какая, к черту, разница, – блаженно пробормотал он. – Здесь отличное местечко!

Я нажал на поршень еще разок.

– Эй, чувак, какого хрена происходит?

– Не беспокойся, Лукас. Расслабься, лежи спокойно, получай удовольствие.

– Да-а. мне хорошо. так приятно.

– Лукас, расскажи мне кое-что.

– А что ты хочешь знать, чувак?

– Расскажи мне об «Ангеле».

– Ох, нет, чувак, об этом говорить нельзя! «Ангел» – это большой-пребольшой секрет! – Он захихикал. – И не только мой. Но погоди. мне надо домой. и почему я не могу пошевелиться? Что за.

Я снова нажал на поршень.

– Вроде же ты хотел мне что-то рассказать? – спросил он.