Вряд ли Жуков что-либо тогда понял — о советских атомных работах его если и информировали, то скупо, так что фамилия Курчатова Маршалу Советского Союза Жукову сказать ничего не могла. Но кроме Жукова в Потсдаме был еще один Маршал Советского Союза — Лаврентий Берия. И хотя он в воспоминаниях Жукова не помянут, ему фамилия Курчатова знакома была, поскольку еще 3 декабря 1944 года Сталин утвердил постановление ГКО № 7069сс, заключительный пункт которого гласил: «Возложить на т. Берия Л.П. наблюдение за развитием работ по урану».
Первый же организующий советский «атомный» документ относится к 11 февраля 1943 года, когда было принято распоряжение ГКО № ГОКО-2872сс, начинавшееся и заканчивавшееся так:
«В целях более успешного развития работ по урану:
I. Возложить на тт. Первухина М.Г. (зампред СНК СССР и нарком химической промышленности. —
Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В.
II. Обязать руководителя спецлаборатории атомного ядра (Лаборатории № 2 Академии наук СССР. —
Знал Сталин — из сообщений разведки — и о предстоящем испытании в Аламогордо, и даже о предполагаемой мощности взрыва.
Первым куратором Урановой проблемы от Политбюро и ГКО был Молотов. Дела у него, как и у Первухина с Кафтановым, шли ни шатко, ни валко, и в итоге Сталин передал «атомные» дела своему неизменному «кризисному менеджеру» — Берии. Всего этого Фишман, естественно, не знал тогда — в 1945 году. Впрочем, во всей полноте он о тогдашней ситуации так и не узнал до конца жизни — рассекречивание исторических сведений по советскому Атомному проекту началось уже после смерти Фишмана.
А 8 августа 1945 года самый главный секрет, относящийся к новому роду деятельности человека, секретом быть перестал. Атомный «гриб» над японским городом Хиросима известил весь мир о том, что на планете появилось небывалое ранее средство ведения войны — атомное оружие. Затем пришел черед быть испепеленным Нагасаки… Атомная Бомба стала зримым фактом.
Но обладала ей лишь одна великая держава — Соединенные Штаты Америки.
ТЕПЕРЬ аналогичная задача вставала и перед Родиной Фишмана. И он — как гражданин и инженер, не мог не понимать, что это — важнейшая, первоочередная оборонная проблема. Уже зрелый человек, специалист, сам причастный к решению серьезных оборонных задач он, естественно, отдавал себе отчет в том, что где-то и кем-то такие работы в СССР ведутся. И — судя по некоторым деталям, какие-то струны в его душе это понимание задевало. Проблема-то была не только важной, но еще и явно интересной в инженерном аспекте!
На первый взгляд конструктор дизелей оказывался тут ни при чем. Ведь профессионально Давид Абрамович от всего «такого-этакого» был так далек, что не то что мечтать, а даже на мгновение задумываться о приобщении к подобным усилиям у него оснований не имелось. Но интерес был! И у нас есть на этот счет самые убедительные доказательства — от самого Фишмана. Через много лет он написал: «Известия о первых американских] взрывах. Я еще далек от непосредственного участия, но интерес уже обострен — первые публичные лекции в Ленинградском] государственном] университете по вечерам после работы на Кировском заводе. Первые лекторы — почтенный Фриш, декан физич[еского] ф-та и молодой, интересный (особенно на кафедре) Джелепов».
Борис Сергеевич Джелепов — тридцатипятилетний физик из Ленинградского университета, член-корреспондент АН СССР с 1953 года, был привлечен Курчатовым к атомным работам в 1944-м году, и ему еще придется через четыре года познакомиться со своим усердным слушателем 1945-го года в местах, от северной столицы весьма удаленных.
А пока Фишман лишь впитывал первые «атомные» знания, понятия, термины.
Потом они станут для него «рабочими», привычными. Так что — если вдуматься — не таким уж и случайным стало появление Фишмана в среде атомщиков. Он любил новое, стремился к новому, и, в конце концов, его обрел.
В стране начинались грандиозные закрытые стройки, создавались новые и перепрофилировались уже существующие НИИ, КБ, заводы. И все — под Атомную Проблему. Она уже поглощала немало сил, средств и кадров. А поскольку в стране давно было известно, что «кадры, овладевшие техникой, решают все», лучшие кадры начинали концентрироваться в новой атомной отрасли и еще в нескольких важнейших пионерских отраслях — возникающей ракетной, радиоэлектронной.
При этом с инженерными и, особенно, конструкторскими кадрами для работ по созданию конструкции непосредственно атомной бомбы, возникли особые сложности.