Атомный конструктор №1

ПУТИ будущих советских оружейников в Атомную Проблему были разными не только у отдельно взятых людей, но и принципиально отличающимися у разных категорий оружейников. Полностью осмысленным и логичным он оказался лишь у научной «верхушки» Проблемы — у тех, кто в силу своей научной и профессиональной специализации был причастен к самым первым наметкам и идеям, определившим начало ядерной оружейной работы.

Скажем, профессор Юлий Борисович Харитон и его друг — физик Яков Борисович Зельдович — еще до начала войны написали серию научных статей о цепной реакции в уране. Первая из них была опубликована в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» в 1939 году под названием «К вопросу о цепном распаде основного изотопа урана», вторая и третья — в том же журнале в 1940 году. Последняя статья — «Механизм деления ядер. Часть И», увидела свет через сорок три года после написания, в 1983 году.

Там же, в «ЖЭТФ» за 1940 год, появилась совместная статья Зельдовича и будущего сотрудника КБ-11 Юрия Ароновича Зысина «К теории развала ядер» (впоследствии вместо термина «развал» утвердился термин «деление»).

Физик Георгий Флеров с фронта посылал в правительство письма, прямо обращал внимание высшего руководства на актуальность Атомной проблемы именно в оружейном ее аспекте.

Понятно, что такие фигуры как Харитон, Зельдович, Флеров и их коллеги-физики всей своей предыдущей научной деятельностью, образованием, характером работы и научных интересов были прямо предназначены идти в советские «отцы-основатели» Атомной программы, в «бомбоделы».

То же можно сказать и о профессоре Игоре Васильевиче Курчатове, рекомендованном академиком Абрамом Федоровичем Иоффе Сталину в Научные руководители намечаемых оружейных исследований. Курчатов мало того, что занимался ядерной физикой, еще и отличался явными организаторскими способностями, в то же время полностью ориентируясь в специальных научных вопросах. Сказать о Курчатове и его ближайших друзьях, что их привлекли к Атомной Проблеме, будет неверным! Они сами вскоре начали привлекать в нее и физиков, и инженеров. И вот среди последних-то большинство оказалось перед необходимостью переквалификации.

Хотя и тут было много нюансов… Например, экспериментаторы Гелий Александрович и Вениамин Цукерман сразу же после того, как попали «на Объект», активно принялись за новые проблемы, так или иначе перекликавшиеся с тематикой их прежних исследований. Химики-взрывники и химики-радиологи тоже включались в работу сразу с открытыми глазами, с более-менее внятным пониманием того, что им предстоит делать и как.

А конструкторы?

Что это такое — ядерный заряд? Каковы принципы его конструирования? Каковы технические требования к изготовлению? К эксплуатации? Не то что общий облик конструкции — в первое время никто не мог ничего толком сказать даже о ее размерах и массе! И еще толком ничего не зная о том, что им надо сделать, конструкторам надо было сразу же не забывать о том, что сделать надо не физическую установку, а боеприпас.

И если бы все ограничивалось конструкторскими вопросами! С самого начала очень мешали беспрецедентные режимные требования — один кульман отделялся от другого не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова плотными завесами секретности. Говоря проще — переносными ширмами, установленными в рабочих комнатах. А ведь до этого конструкторы танков, самолетов, авиадвигателей, артиллерийских орудий привыкли к просторам общего зала конструкторского бюро, где Главный конструктор на глазах у коллег всегда мог подойти (а часто — и подходил) к любому инженеру и поинтересоваться ходом дел, что-то подсказать, что-то поправить.

Но тут и Главный конструктор ничего о конструкции сказать не мог! Тем более, что Главным конструктором был назначен тоже физик — тот же Ю.Б. Харитон. И не то что о традициях, вообще о серьезной концептуальной инженерной базе предстоящих работ говорить не приходилось. Именно инженерам-конструкторам будущей Атомной Бомбы надо было начинать с белого чистого листа во всех отношениях. Конечно, процесс конструирования любого механизма, любой системы именно с листа и начинается — с белого, плотного листа чертежной ватманской бумаги. Но проложить по ней первые «атомные» карандашные линии было крайне сложно.

В ОТЛИЧИЕ от инженерной стороны дела, научная база Атомной Проблемы была разработана неплохо и достаточно давно. Уже в начале XX века в различных сферах общества возникало ощущение близости такого времени, когда человек получит доступ к совершенно новым, необычайно могущественным природным силам. Был момент, когда подобные чувства даже опережали научную и техническую реальность. Английский журнал «Нейшн» 20 ноября 1920 года оглушал читателей сенсацией: «Один из русских ученых полностью овладел тайной атомной энергии. Если это так, то человек, который владеет этой тайной, может повелевать всей планетой».