Атомный конструктор №1

Часто приходилось ездить вместе в командировку, например, во ВНИИП на Урал. По приезде на место АД охватывало сразу нетерпение поскорее позвонить домой, так выражалась потребность справиться о здоровье Клавы (первой, подарившей А.Д.Сахарову детей и душевный покой, жены, — С.К.) и детей. После телефонного разговора он быстро успокаивался, и тогда мы приступали к работе, к разговорам… Просто не находил себе места, не мог сосредоточиться, ходил, искал междугородный телефон.

* * *

Новое мышление — новое лукавство.

* * *

А.Д. пробовал играть в теннис под напором всеобщего увлечения этой игрой всеми нами (Флеров Г.Н., я, Зельдович Я.Б.) Выглядел он на корте как большой неуклюжий ребенок.

Нет, спорт с элементами ловкости и увлеченности был не по нему. Он это понимал, немного стеснялся, но, тем не менее, не страдал. Азарт в нем одухотворялся только во время научных споров и обсуждений, хотя в привычном для многих из нас он оставался сдержанным.

Другое дело — прогулки на лыжах, именно прогулки, а не бег.

Комментарий Сергея Кремлева:

Это — черновые наброски Давида Абрамовича, сделанные под непосредственным впечатлением кончины Андрея Дмитриевича Сахарова. Порой они очень кратки, и смысл надо угадывать. В то же время краткость делает эти записи особенно выразительными и психологически достоверными. Видно, что Давид Абрамович всегда искренне восхищался Андреем Дмитриевичем — вплоть до, пожалуй, некритического отношения к некоторым аспектам общественной позиции Сахарова. Но это — право младшего друга, товарища и коллеги. Тем более, что Давид Абрамович уже не питал иллюзий относительно происходившего в стране, тут же сделав горькую и точную запись: «Новое мышление — новое лукавство»…

Глава 12 Последние годы: «Мы работали до перестройки»…

КАТАСТРОФА «перестройки» началась в марте 1985 года, а через шесть лет она закончилась гибелью СССР. За два года до этого в Москве умер Сахаров. И хотя он и Фишман не виделись уже очень давно, для Давида Абрамовича это была немалая потеря, что видно и из его записей об Андрее Дмитриевиче.

Недолго оставалось жить и самому Фишману. И в свои последние годы он размышлял, вспоминал, что-то записывал. Хотя ежедневных дел никто с него не снимал, рабочее напряжение резко снизилось, если иметь в виду нагрузку — полигоны молчали, ежегодных испытательных «сессий», отнимавших много сил и времени, не было. Зато резко возросло внутреннее напряжение — именно потому что полигоны молчали, а горбачевский Кремль вел себя все более непонятно.

Почти за год до смерти — 30 января 1990 года, Давид Абрамович составил список, вначале озаглавленный им «Начальный потенциал», а затем исправленный на «Начальный формальный] научн[ый] потенциал». Слово «формальный» указывало отнюдь не на научную несостоятельность, а на официальное научное признание тех, кто попал в этот «фишмановский» список.

А выглядел он интересно:

Кандидаты	Доктора	Лауреаты	Чл. — корры
Васильев И.В. Тарасов Д.М. Геналиева Т.И. Цукерман В.А. Забабахин Е.И. Флеров ГН.Давиденко (?) В А. Глотов И.И. Комельков В.С. Кочарянц С.Г Зернов П.М. Некруткин В.М.Феоктистова Е.А. Алтшуллер Л.В.	Завойский Е.К.Агеев Н.И.Щелкин К.И.Франк-Каменецкий Д.А.	Пузырев М.И.Павлов Л.П.Лилье В.К.	Харитон Ю.Б.Зельдович Я.Е

Многие имена из этого выдающегося списка читателю уже знакомы. Серых, «проходных» фигур в нем не было… Вот, скажем, коренной москвич Михаил Иванович Пузырев, который был старше Давида Абрамовича на 10 лет. Закончив в 1937 году МВТУ имени Баумана, он работал в промышленности боеприпасов, был заместителем главного конструктора КБ-30 по разработке ручных противотанковых гранат (РПГ-40, РПГ-42, РИГ-43), в 1942 году получил первую свою Сталинскую премию и орден Трудового Красного Знамени, а в 1946 году был направлен в КБ-11 — вначале старшим инженером-конструктором. В 1953 году стал лауреатом еще одной Сталинской премии.

Ветераны Объекта помнят его оригинальную манеру велосипедных прогулок по улицам Сарова — еще маленького поселка. Михаил Иванович, обзаведясь дефицитным тогда велосипедом, катался на нем в трикотажных спортивных брюках и в пиджаке, на лацкане которого светились два лауреатских знака.

Яркими были и остальные фигуры списка Фишмана. Кто-то получил Геройские Звезды, кто-то — нет, но героями советской атомной эпопеи были все они! И все были для Фишмана живыми людьми, хотя многие уже были живы лишь в его памяти и в памяти других.

В последние два года жизни Давид Абрамович вообще сделал много записей «исторического» характера, но его рабочий ежедневник был испещрен преимущественно текущими производственными записями.