«Разработка принципа окружения (так тут назван принцип атомного обжатия. —
Всего в списке были указаны 32 теоретика КБ-11, и добрая треть из них была или стала впоследствии академиками и членами-корреспондентами Академии наук СССР, Героями Социалистического Труда. Но были же и остальные две трети! Менее известные и заслуженные, но — не менее необходимые.
Среди математиков, проводивших расчеты по РДС-37 «на стороне», вне КБ-11, фигурировали такие величины из Математического института АН СССР как М.В. Келдыш, А.Н. Тихонов, И.М. Гельфанд.
А в тоже немалом — на 21 фамилию — списке тех, кто был в итоговом отчете упомянут как внесший «наиболее существенный вклад в конструирование, эксперимент и технологию», сразу за Харитоном — вторым, стоял Фишман. Затем уже шли В.Ф. Гречишников, П.И. Коблов, Н.В. Бронников, П.А. Есин. Этого говорило о многом, но прежде всего о том, что Фишман уже вырос в КБ-11 в очень значительную фигуру.
Руководящий конструкторский «расклад» КБ-11 теперь выглядел, собственно, так. Щелкин, Гречишников и ряд серьезных конструкторов, переведенных в НИИ-1011, мыслями были уже на Урале (Щелкин, к тому же, начинал сильно прихварывать). Шатилов серьезно вникать в конструкцию не мог, не говоря уже о новых идеях. Москвич Терлецкий психологически тоже сидел «на чемоданах» — в 1958 году он был окончательно откомандирован в Москву в КБ-25 (ВНИИАвтоматики).
В первый ряд, соответственно, выдвигался Фишман. И вклад Давида Абрамовича в конструкцию РДС-37 был действительно велик. Это выразилось не только в почетном втором месте в списке конструкторов и экспериментаторов по «37-ой», но и в той «полигонной» истории, некоторые детали которой рассказал впоследствии сам Давид Абрамович. Чуть позже читатель об этой истории узнает.
А пока замечу, что период выделения из КБ-11 нового НИИ-1011 знаменовался для КБ-11 не только отрицательными проблемами, связанными с потерей части опытных кадров. Он стал — с другой стороны — периодом мощного кадрового обновления КБ-11. В 1954-55 годах на «Объект» начали прибывать новые группы молодых специалистов, и среди них — будущий Главный конструктор КБ-1 ВНИИЭФ С.Н. Воронин. Воспитывал их уже Давид Абрамович, а работа над РДС-37 стала для молодых инженеров лучшей школой.
ИСПЫТАНИЕ РДС-37 было назначено на конец ноября 1955 года. Причем условия испытания этого выдающегося заряда были выбраны, на первый взгляд, до странного удивительно — его сразу должны были испытывать при сбросе с самолета-носителя! То есть экспериментальный заряд, от успеха испытания которого зависело очень многое не только в судьбе его разработчиков, но и в обороне страны, в первом же испытании испытывался далеко не в тепличных условиях — не в статичных условиях привычной башни в центре опытного поля, а после неизбежных «сбросовых» нагрузок в воздухе! Воистину удивительный риск!
Объяснялся он рядом причин, а одной из них была следующая… Мощность (точнее говорить «энерговыделение», но прижилось «мощность») уже первых термоядерных взрывов оказалась такой, что было ясно: при наземном взрыве РДС-37 в воздух поднимутся огромные массы радиоактивного грунта, и нагрузка на окружающую среду сразу резко возрастет. Поэтому контакта огненного шара с поверхностью
Земли следовало гарантированно избегать, а это становилось возможным только при воздушном подрыве. В США, между прочим, заряды испытывали в стационарных условиях у Земли, но — вне территории США, на океанических атоллах, не заботясь о том, что где-то там у «цветных» выпадут потом радиоактивные осадки.
Все волновались, но и у физиков, и конструкторов были основания рассчитывать на успех, потому что создание РДС-37 стало, как написал потом А.Д. Сахаров, «завершением многолетних усилий». Тем не менее, у РДС-37 был «дублер», РДС-36 — «одноступенчатый» термоядерный заряд типа РДС-6с, но с большим расходом активных материалов.
Однако прорывом мог быть только успех РДС-37!
Давид Абрамович в конце 80-х годов написал: «Испытание РДС-37 в сентябре 1955 года — отправная точка конструирования зарядов по новому физическому принципу, который позволил приступить к созданию первого поколения бинарных зарядов».
А чтобы еще лучше понять, какое значение для будущего имел этот заряд, приведу позднейшее (2005 года) мнение на этот счет опытного оружейника, академика Радия Ивановича Илькаева:
«Хотя в 1953 г. мы создали первый термоядерный заряд РДС-6с, его боевые возможности были достаточно ограничены. И вот в 1955 году был совершен гигантский научнотехнический прорыв — создан термоядерный заряд РДС-37 принципиально нового типа, который позволил дать эффективный ответ на термоядерный вызов США.