– Какая Германия? – с горечью воскликнул ученый. – Если победят противники Гитлера, нас посадят в клетки и будут показывать в зоопарке. Это немцы, которые залили кровью половину мира!
– Какая чушь, – усмехнулся Сосновский. – Мы победим не немцев, а нацистов, гитлеровскую клику. А вам придется еще помогать строить новую Германию. Умную, чистую и добрую.
– Вы это серьезно? – опешил Венге.
– Вы не согласны? – нахмурился Сосновский. – Вы будете строить, а мы только помогать, вместо вас и за вас никто ничего делать не будет. Только вы сами!
Утром, когда все собрались уходить, Сигни протянула Буторину узелок с теплым хлебом. Кнудсен тоже вышел их проводить, поглаживая перевязанную руку. Объятия были теплыми и короткими. Теперь у каждого из этих людей будет иная жизнь, ничто не проходит бесследно в душе человека, все оставляет свои следы.
Сигни обняла Буторина как сына. Последнего мужчину, которого любила ее Мэрит. И который последний видел ее живой. Они уходили, эти русские. Непонятные, суровые, но в то же время добрые и беззащитные. Они готовы жертвовать собой, своей жизнью ради других. Даже если эти другие не просили их об этом.
Берия вышел из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу немецкому ученому. Вся группа вместе с Платовым остановилась у входа. Венге смущенно улыбался, отвечая на рукопожатие.
– Я рад, что вы благополучно добрались! – Берия обнял Венге за плечи и повел в сторону углового дивана в кабинете. – Советское правительство очень обеспокоено вашей судьбой, как и судьбой многих выдающихся ученых, пострадавших от нацизма. Поверьте, мы сделаем все необходимое для того, чтобы вы могли спокойно жить и работать у нас в стране.
– Спасибо! – Венге вытянулся как солдат. – Но я хотел бы обратиться к вам, господин нарком, как представителю советского правительства. Ваша страна должна сделать все для того, чтобы фашизм не получил в руки страшное оружие с энергией ядра. Это разрушительная сила, которая и не снилась военным. Это испепеленные города, это выжженные страны. Это гибель человечества!
– Дорогой Венге. – Пенсне Берии блеснуло. – Мы сделаем это. И правительство, и вы – все вместе. Мы не обобщаем, не считаем всех немцев фашистами. Есть великая и умная нация, а есть уголовные преступники, которые рано или поздно предстанут перед судом человечества.
– Я бы хотел поблагодарить своих спасителей. – Венге посмотрел на стоящих у входа людей.
– Их работа будет оценена по достоинству, – заверил Берия. – А сейчас отдыхайте, набирайтесь сил. Вас проводят в гостиницу, где вы пока будете жить. Завтра вы познакомитесь с советскими коллегами и – за работу, дорогой Венге, за работу. Мы с вами еще будем часто встречаться. Нам есть что обсудить.
Когда немец ушел, Берия молча постоял у окна, а затем заговорил:
– Вы хоть понимаете, что в мире возникает противостояние совсем иного уровня? Мне кажется, что не понимаете, товарищи офицеры!
Берия обернулся и строго, как учитель на нашкодивших школьников, посмотрел на присутствующих. Платов напрягся, опасаясь, что кто-то из членов группы откроет рот и станет возражать. Берия подошел ближе и пристально посмотрел в глаза каждому, дольше всех – в глаза Шелестову.
– Что за мальчишество? Вы что там за войну в партизан устроили? Ваша задача была найти и доставить одного-единственного человека. Что за взрывы заводов, что за бои местного значения, какие английские десантники и какое вам до них дело? Какое вам дело до норвежских партизан?
Шелестов покосился на Буторина, который стоял бледный со стеклянным взглядом. «Только бы Виктор не сорвался». Но ситуацию разрядил Платов. Он чуть улыбнулся и произнес:
– Мне кажется, Лаврентий Павлович, что группа в целом с заданием справилась. А многие поступки были продиктованы оперативной обстановкой. Не вступив в контакт с партизанами, они не смогли бы найти Венге. Именно партизаны его и прятали. Не их вина, что английская разведка так плотно контролирует движение Сопротивления в Норвегии. Но спасение английского разведчика будет нам на руку, когда мы будем обсуждать с союзниками некоторые вопросы.
Берия строго глянул на Платова, как будто боялся, что тот скажет лишнее. Но мудрый Платов, тонко чувствуя ситуацию, промолчал.
– Хорошо, идите, – кивнул Берия и вернулся к своему столу. – Подготовьте, Петр Анатольевич, наградные документы. Страна должна знать своих героев, но в описание подвига внесите коррективы. Тем более что до окончания войны нашим героям наград публично все равно не носить.
Когда они вышли в коридор, Платов поспешно вытащил платок и вытер взмокший лоб и шею.
– Всем отдыхать. Отпуск на неделю. Отсыпаться, отъедаться. С загородной базы ни ногой!
– Отдохнем, – проворчал Коган, когда Платов ушел. – Комфортабельная тюрьма на неделю. А я бы в ресторан не прочь. Музыку послушать.
– А я в театр, – пожал плечами Сосновский.
Буторин промолчал, продолжая смотреть в пространство. Но, поймав на себе взгляд товарищей, натянуто улыбнулся и вставил свое предложение:
– А еще лучше в баню, потом в театр и в конце концов – в ресторан.