— Вот именно! В школе меня ей замучили. А еще говорят, что в Советском Союзе у людей нет права выбора! Да я по пальцам могу сосчитать, сколько раз в школьной столовой давали нормальный напиток, а не вот эту вот гадость!
— Так ты ее, значит, не пьешь?
— Неее! Как школу закончил — ни разу, — сказал Сэм со странной гордостью.
— А как же от радиации защищаешься?
— Ну как. Аполлоний в таблетках, естественно.
— Понятно, — ответила я. А затем решила, что, если уж Сэму так приспичило общаться со мной, пусть это будет более интересная тема, чем аполлоний, защита от радиации и коммунисты. — А знаешь, откуда мы едем? Где мы сейчас были?
— В центре города?
— А именно?
— В большом торговом центре?
— Держи выше.
— В магазине летающих атомобилей?
— Нет. Интереснее.
— Неужели в ночном клубе?
— Сэм! Неужто ты не в курсе, что в наш город сегодня приехал сам Элвис?! — произнесла я торжественно-назидательно.
— А, — сказал Сэм. — Этот дёрганый, что ли?
— Сам ты дёрганый!
— Как скажешь… Слушай, Ава! Может, хочешь что-нибудь перекусить?
— Блин, да ты совсем меня не слушаешь.
— Нет, слушаю, слушаю! Вы там были на концерте, все дела. Просто если хочешь чем-нибудь заесть эту противную газировку, я мог бы символически угостить тебя… за счёт заведения…
— Прямо так?
— Ну да. Нам тут можно ежедневно брать еды на небольшую сумму… В общем… Это… Что ты больше любишь: радиокрылышки или радионожки?
— А обычных ножек нету?
— Обычные нам брать не разрешают, — сказал Сэм. — Они дороже.
Если вдруг кто не в курсе: радиоконечностями называют дополнительные конечности кур, обработанных ионизирующим излучением. В старину в природе были только куры с двумя крыльями и двумя ногами. И вот, лет пять назад, наконец-то была выведена порода с дополнительными парами того и другого. Правда, по размеру радиоконечности в три раза меньше обычных. Кроме того, курица при жизни ими не пользуется. Ну, то есть, они вроде как висят с боков, мешают ей немного, но задачи никакой не выполняют, не упражняются. Поэтому и мясо там не то, чтоб очень вкусное. Зато это дополнительное бесплатное мясо с каждой куриной головы. И если хорошенько обвалять радиокрылышки в панировке и поперчить, то получается неплохая закуска — для спортивных матчей в самый раз…
— Ну давай радионожки тогда, что ли. В крыльях-то есть совсем нечего.
— Ладно, — сказал Сэм, довольный, видимо, тем, что я не пренебрегла его гостеприимством. — Сейчас принесу.
Он ушёл. Я оглядела зал. Ронни по-прежнему торчал у пикчерфона, нервно теребил кудрявый провод и отчитывался в чём-то перед мамашей. Девчонки за столом были полностью поглощены беседой. Мой брат тоже встретил какого-то своего приятеля и зацепился с ним языками прямо у входа. В рассуждении, чем бы пока заняться, я обратила внимание, что музыкальный автомат молчит и рядом с ним никого нет.
Что ж, непорядок!
Я нашла монетку.
К возвращению Сэма с ножками закусочная была уже в сто раз прекраснее, так как украсилась звуками лучшего голоса в мире.
— А… Этот твой… — сказал Сэм, ставя передо мной тарелку с парой микроскопических курьих ножек.
В этот раз он, видимо, решил воздержаться от слова «дёрганый», но ничего другого не придумал.
— Тебе нравится? — воодушевлённо спросила я.
— Мне больше индейка.
— Да причём тут индейка! Про музыку речь! Песня — нравится?
— Ничё так… — сказал Сэм.
— А можешь поверить, что я слышала её вживую буквально пару часов назад?
— Должно быть, это круто.
— Еще как! А если я скажу, что было кое-что еще покруче?
— Это что же?
— Перед концертом Элвис беседовал с журналистами.
— Вот как.
— И нескольким девушкам из фан-клуба позволили там поприсутствовать.
— Надо же.
— Я была среди них!
— Ну и ну.
— И знаешь, что случилось?..
То ли из благодарности за бесплатную еду, то ли из-за того, что меня распирали эмоции и требовалось срочно поделиться ими с кем-нибудь, я выложила Сэму всё, что было перед концертом. Во всех подробностях поведала события, сделавшие меня самой счастливой, разделившие всю жизнь на до и после! Даже просто говоря об этом, просто пересказывая даже не другу, а так, знакомому, мне хотелось плакать и смеяться одновременно; хотелось бегать, прыгать до потолка, обнимать и целовать весь мир вокруг! Хотелось схватить Сэма за воротник и закричать: «Ты понимаешь?! Нет, скажи, ты понимаешь?!»
Хотя ничего он, по-моему, не понял. Как стоял с глупым лицом своим в пилотке, так и остался. Сказал только:
— Ну и дела.
Да и то без особого выражения.
— Эх ты, Сэм, — сказала я, вздохнув. — Спасибо за ножки, конечно. Только вижу, ничего-то ты не понял. Я с тобой таким делюсь! Таким! А ты… Эх ты…
— А я тоже поделюсь с тобой секретом, — сказал Сэм.
— Это каким это?
— Когда я гостил у тёти в Батон-Руж, то видел там летающую тарелку.
— Что, — сострила я, — на кухне тётиной?
— Нет, — ответил Сэм, не моргнув глазом, — в небе. Неделю назад это было. Она зависла прямо у меня над головой секунды на три. А потом уменьшилась и исчезла. Наверно, просто выше поднялась и улетела. Были тучи, видно было плохо…
— Может, ты слишком много работаешь, раз тебе в небе тарелки мерещатся, а?