Атомный проект. История сверхоружия

Жизнь здесь быстро вошла в колею. Мы вставали около 6.00, завтракали в 7.00. Затем все отправлялись работать до 11.00. Потом был ланч и мы загорали до часу дня, если погода позволяла. Затем работали примерно до 16.30, обедали около 17.00 и бездельничали до 19.15 – бывало, нам показывали кино или какое-нибудь представление. Кино прерывалось на 15 минут на новости и фронтовые сводки. После кино мы шли в офицерский клуб, пили пиво или колу и около 22.00 отправлялись спать.

Провести первую атомную бомбардировку было поручено полковнику Полу Тиббетсу-младшему, личному пилоту Дуайта Эйзенхауэра, который пользовался репутацией лучшего летчика американских ВВС. Его назначили командующим специальным авиационным подразделением, 509-й сводной группой, собранной для доставки и сброса атомной бомбы. Тиббетс должен был пилотировать «Б-29», переоборудованный под бомбу «Малыш». Экипаж проходил тренировки на Кубе, где пилоты обучались летать над водой с тяжелым грузом на борту. Приказ на отправку 509-й группы на боевое задание выдали в апреле, и передовая группа прибыла на аэродром Норт-Филд всего за 10 дней до задания, 18 мая.

После прибытия на Тиниан Тиббетс и экипажи пятнадцати модифицированных «Б-29» продолжили тренировки в боевых условиях, совершая налеты на японские базы. Теперь они практиковались в сбросе «тыкв» – примитивных моделей «Толстяка», выполненных в натуральную величину. «Тыквы» состояли из бетона, каждая была начинена тремя тоннами фугасной взрывчатки и окрашена в ярко-оранжевый цвет. Только Тиббетсу было известно, чему именно они сейчас учатся, хотя ему самому запретили выполнять боевые вылеты.

Поскольку раньше никто и никогда не сбрасывал атомных бомб, неудивительно, что Пол Тиббетс волновался за судьбу своего экипажа. Он разработал тщательный план маневра, позволявшего уйти от взрыва: поворот на 150° примерно за 30 секунд на высоте 9100 метров на скорости 320–400 км/ч и с выходом на обратный курс на 500 метров ниже уровня сброса бомбы. Он попросил Роберта Сербера оценить такой маневр. Тот быстро сделал некоторые расчеты и пришел к выводу, что в таком случае экипаж будет в полной безопасности.

Пока «Малыш» и физики различными путями добирались до Тиниана, в Москве, Потсдаме и Токио бушевали политические дебаты. Там решалась судьба Японии и вопрос о том, какую роль в ее будущем сыграют атомные бомбы.

Дуайт Эйзенхауэр узнал от Генри Стимсона об успешном исходе испытания «Троица» за обедом в штаб-квартире западных союзников в Германии. Он сказал, что следовало бы обойтись без применения бомбы, полагая, что японцы готовы к капитуляции. Эйзенхауэр не хотел, чтобы именно его страна первой воспользовалась таким оружием. Другие члены американского командования разделяли соображения Эйзенхауэра, но некоторые – по причинам скорее практического, чем морального плана. Например, командующий Кертис Лемей и без атомной бомбы методично сжигал японские города один за другим, поэтому полагал, что победить можно и без применения нового оружия.

Но сколько именно времени и человеческих жизней понадобится для окончательного разгрома? Готовность Японии капитулировать все еще была предметом споров. Разведданные вроде бы показывали, что японские дипломаты в Европе пытаются заключить мир без санкции Токио. Единственное официально разрешенное дипломатическое мероприятие провел Наотаке Сато в Москве 11 июля. Однако оно окончилось безрезультатно. На все предложения японской стороны советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов отвечал уклончиво. 12 июля Сато получил письмо из Токио, в котором ему рекомендовали сделать следующий шаг, проинформировав СССР об «имперской воле» закончить войну. В сущности, японское политическое руководство пыталось заручиться помощью СССР как посредника при заключении мира на условиях, которые были бы приемлемы для японцев. 18 июля Сато отправил ответное письмо, в котором доказывал, что безоговорочная капитуляция – все, на что может рассчитывать Япония. Ответ министра Сигэнори Того от 21 июля был весьма экспрессивный: