Атради (СИ)

— Адан, между прочим, тоже в курсе, как ты по головам шарилась.

— Адан, между прочим, в курсе много чего, о чём ты не в курсе, — парировала Мира.

Его улыбка стала шире.

— Да? И о чём же? Можно, я это тоже подсмотрю в твоей памяти?

Весело ему, конечно. А она ревнует, хотя дала себе слово, что не будет.

Ллэр обнял её, прижимая спиной к своей груди.

— Роми было слишком много в моей жизни и будет слишком много в твоей, раз уж мы вместе пытаемся удержать Тмиор. Не упоминать её не выйдет.

— Знаю. Ты тоже прости. — Ревность испарилась, уступая место нежности и страху. Но Мира не собиралась отступать.

— Послушай, — он мягко коснулся губами её виска, пальцами — шеи. — Мне придётся копнуть в твоё сознание глубже, чем было у вас с Роми. Это означает, что ты тоже можешь зацепить что-нибудь из моей памяти. Что-нибудь, что тебе не понравится. Ты должна быть к этому готова.

— Обещаю не устраивать истерик и сцен ревности, — Мира взялась за его запястья, крепко обхватила. Усмехнулась, подумав, каким нелепым кажется сейчас обычное желание всех влюблённых знать друг о друге всё. Она не хотела.

Так или иначе за плечами у Ллэра столетия, впереди — бесконечно много лет. Он будет жить, совершать ошибки, исправлять их, опять ошибаться, наслаждаться, страдать, расставаться, прощать, забывать, влюбляться и так по кругу. А у неё ничтожно мало времени, когда тратить драгоценные минуты на ревность к прошлому — непозволительная глупость. Сегодня Ллэр с ней. Это главное. И поэтому она должна избавиться от всех сомнений, страхов, неуверенности. Их с Ллэром завтра — слишком зыбкое, чтобы ссориться из-за его вчера.

— Готова?

— Да.

…Больница никогда не нравилась Мире. Здесь давили стены. Дышать трудно, воздух пропитан стерильностью, если та вообще может чем-то пахнуть, множество непонятных приборов и пугающих роботов.

Сейчас Мира сидит в удобном кресле и терпеливо дожидается кого-то. Стены уже не давят, запах не раздражает, яркий свет не режет глаза.

— Знакомое место, — шепчет Ллэр, его не видно, но незримое присутствие ощущается.

И сразу становится спокойней.

Мира уверенней оглядывается и замечает в конце длинного, пустого коридора Таль.

Она стоит, прислонившись спиной к красной стеклянной стене, рядом с незнакомым полным мужчиной в голубом халате. Как всегда, шикарная. Синее облегающее платье повторяет каждый изгиб идеального тела, высокие каблуки делают стройную высокую фигуру ещё выше. Жесты властные, как будто ей принадлежит не только эта больница, но и вся Вселенная. Потом знаком отпускает его и направляется к ней. Грациозная походка хищницы — неторопливые, уверенные шаги пожирают пространство.

Мира машинально вжимается в кресло. В присутствии Таль она всегда робеет, хотя та мила и любезна с ней. Может, потому что в голосе нет-нет да проскальзывают ледяные нотки, а в тёмно-синих глазах — высокомерие. Таль — Способная, она не умеет вести себя иначе, но сейчас в её взгляде — сочувствие. Настоящее. Мира откуда-то знает: Таль не притворяется.

— Как ты себя чувствуешь? Ничего необычного?

Мира мотает головой, сильнее ощущая дискомфорт. Кажется, что глаза Таль гипнотизируют. Попросит сейчас спрыгнуть с крыши, и Мира выполнит, не задумываясь.

— У меня хорошие новости, — в голосе Таль отчетливо слышится разочарование. — Больше у нас нет причин держать тебя здесь. Ты можешь вернуться домой.