АТРИум

Не вернулся никто в подвал ни через пять минут, ни через десять, что, по умолчанию, было крайним сроком для их пребывания на поверхности.

– Бог с ними, – махнул рукой Семеныч-старший, предлагая остальным присесть. – Я их предупреждал.

Мирон, усевшись первым и отложив свой пулемет, потянулся к кальяну, сунул золотистый мундштук в зубы и затянулся.

– Дурак ты, кладовщик, – искоса глянул на него Кудесник и помог Лене, имевшей чертовски уставший вид, снять с себя лук.

– Чего ты, бродяга? – откашлявшись, округлил глаза Мирон. – Это ж природное лекарство. Нервы успокаивает.

Старик выдернул у него из руки мундштук и отшвырнул подальше.

– «Успокаивает», – зло передразнил он.

Стоявший у вентилятора басист с черными длинными волосами, черными ногтями и подведенными черной тушью глазами обернулся.

– Они всех их, да? – спросил он, не обращаясь к кому-либо конкретно. – Весь поселок? Я слышал, – он кивнул на вентилятор, – как они кричали. Кто это был? Что за твари? Здесь был мой брат, куда он делся?

Мирон показал пальцем на ступени:

– Ушел.

Гитарист, словно очнувшись от дикого кошмара и осознав, что перед ним совсем не те люди, кого он ожидал тут увидеть, бросился к ступеням. Никто не стал его останавливать. Он, видимо, совсем потерял голову, поскольку, судя по всему, решил прорываться наружу, даже не захватив с собой оружия. Скрипнули, закрываясь вслед за гитаристом, сдвижные двери. И снова тишина.

– Та-ак, «Воскресшим бродягам», по всей видимости, нужен новый басист, – с ухмылкой произнес кладовщик, уверенный, что тот не вернется. – Может, себя предложить, я на балалайке знаю несколько аккордов.

– Сколько же всего произошло за последние сутки? – прижавшись к Егору и уткнувшись носом в его разорванную цербером одежду на груди, прошептала Лена.

– Жалеешь, что ушла с болот? – прикоснувшись к ее волосам губами, спросил Егор.

– Нет, – решительно ответила она. – Я давно собиралась оттуда уйти.

– Но, наверное, не с тем, кто… – начал было Егор, но понял, что воспоминание об убитом отце причинит девушке боль, и замолчал.

– Рано или поздно это должно было случиться, – грустно ответила Лена. – Нас уже искали, и не раз. Только благодаря болотам, на которых КИП, а соответственно, карта и компас не работают, они не могли добраться до нашего стана. Тонули где-то в болотах, мы часто слышали их крики. Они шли мстить нам за своих убитых братьев. И то, что не находили, – всего лишь вопрос времени. Но они непременно выйдут на стан и тогда уже никого не оставят в живых.

Кудесник взглянул на похрапывающих музыкантов, убедился, что его не слышат ни Семеныч, пытающийся учить уму-разуму Мирона, ни сам кладовщик, наклонился к Лене и прошептал ей на ухо:

– Но причина не только в этом, верно? – Он чувствовал, что Лена хочет сказать ему что-то еще, но либо не до конца доверяет, либо побаивается, а потому продолжил сам: – А вернее, совсем не в этом. Ты ведь не побоялась бы столкнуться с теми же «чертями» или «волчьими душами»? Сражалась бы до последней стрелы, я уж тебя знаю. И никогда не поверю, что сбежала ты только по этой причине. Разве что если тебе сказали принести отрезанные уши бродяги, как доказательство его мучительной кончины, а ты его пожалела или, кто знает… – он специально выдержал паузу, чувствуя, что девушка, слушая его, начинает улыбаться, – влюбилась, то тогда да. Тогда конечно. Тогда это полностью объясняет, почему ты не вернулась в деревню. Или, может, я не то говорю?

Лена повернулась к нему лицом, и, несмотря на усталый вид, на ее губах и вправду засияла улыбка. Ее щеки, нос и лоб были перепачканы пылью и грязью, она была настолько красивой и женственной, что Егор едва сдержался, чтобы не впиться ей в губы, не прижать к себе настолько сильно, чтоб чувствовать, как бойко стучит ее сердце, не запустить руки к ней под одежду, чтобы ощутить, как горячо ее юное, нежное тело. Но улыбка сошла с ее лица так же быстро, как и появилась, утянув за собой, как воду в сливное отверстие, все Егоровы желания и мечты.

– Они вымирают, – тихо сказала она, отвернувшись, и на последнем слове ее голос едва заметно дрогнул. – Не столько физически… Они сходят с ума. Сначала это было не так заметно, но в последнее время они совсем уже не похожи на тех людей, кого я знала. Мы все – дети эпидемиологов, которые приехали в семидесятых изучать глубинку зоны, но теперь мы больше похожи на детей волков. Мужики могут спать с кем угодно – и со своими женами, и с женами своих друзей. Им кажется, что это обычно. Они спят с родными сестрами и их детьми, и никто никого не винит. Инцест на инцесте.

Егор вдруг вспомнил бегающих вокруг юрт детей болотников, которые белькотали что-то на непонятном языке.