Кудесник вбежал в безлюдное здание, теперь уже лишенное южной стены, и на секунду остановился, дожидаясь, когда с верхнего этажа спустятся остальные. Огляделся. В отличие от «Трех братьев», в этом помещении не чувствовался дух человека, будто покинули его не сегодня и не сейчас, а лет десять назад. В холле, кроме грубо сбитых топчанов и валяющихся на полу самодельных пепельниц, больше ничего не было, что же до остальных комнат, то они были заперты.
Здание выглядело бы брошенным окончательно, если бы на дальней стене холла не было большой таблички с надписью «Кататония» и стрелки, указывающей вниз, аккурат на мерцающий блок с цифрами, подсказывающий входящему, что правильно подобранный пароль поможет двум металлическим створкам в полу разъехаться и открыть путь в чулан…
Глава 8
Всего десяток кривых истоптанных деревянных ступеней выводили в небольшой зал, а по сути – настоящую яму в земле, с земляными стенами и потолком, с торчащими из него корнями деревьев, ползающими червями и бьющимися в лампы насекомыми.
– Кататония так кататония, – присвистнул Кудесник.
На земляном полу, кое-где накрытом досками разных размеров, а кое-где поросшем бледной травой, стояли такие же топчаны со спинками, как и на первом этаже, только эти были сколочены на порядок качественней и повернуты друг к другу так, чтобы образовался квадрат. На большом журнальном столике в центре квадрата стоял кальян и несколько приборов для курения травы, сооруженных из пластмассовых бутылок, а пол вокруг столика был усеян бутылками из-под настоящего (с Большой земли) пива и несчетным количеством окурков. В уголке в кучу было брошено оружие и амуниция. На топчанах сидело или лежало около десятка человек. Все – мужчины, по виду бродяги, глаза приоткрыты лишь на четверть, едва ворочают пересохшими языками. На испуганных, взъерошенных пришельцев смотрят пристально, но дружелюбно. Их оружие и амуниция сложены отдельно, в уголке, – и цепкий глаз кладовщика сразу это отметил. Вот же паршивцы, сумели пронести через КПП свои стволы, читалось в его взгляде.
У противоположной стены находилась небольшая сцена. От остального интерьера она отличалась наличием света, бревенчатыми подмостками и черными портьерами. Пара прибитых гвоздями к стене «электродов» была обмотана проводами, половина из которых подведена к музыкальным инструментам и двум обтянутым желтой тканью динамикам «Радитехника» S-90, а другая половина – к висевшим над сценой лампочкам. На портьере было коряво выведено белой краской «Воскресшие бродяги», под ними общепринятая комбинация пальцев под названием «хеви-метал», а на сцене пребывали в состоянии «аута» сами музыканты. В черных балахонах, длинноволосые, они были больше похожи на беглых монашек, нежели на местных рок-звезд. Барабанщик разлегся на своей установке, голый до трусов гитарист клевал носом, опершись на динамик, вокалист просто валялся возле микрофона, а бас-гитарист стоял, покачиваясь, у лениво вращающего лопастями большого, вмонтированного в стену вентилятора и жадно хватал ртом воздух.
– На концерт, я так понимаю, мы не успели, – пройдя в центр зала, грустно констатировал кладовщик Мирон. – Жаль. А может, все-таки слабаете какой-нибудь свой хит? Нет? Ну нет так нет.
– А чего вы… – заговорил один из музыкантов, с трудом открыв глаза. – Чего вы тут делаете?
– Мы побудем у вас какое-то время, если вы не против, – выступил вперед Семеныч-старший и, оглянувшись на остальных, шепнул: – Они ничего не знают.
– Да без проблем, Семеныч, мы уже все равно… скоро уходим, – ответили ему.
– Куда? В таком состоянии? – удивился старик. – Наружу выходить сейчас нельзя. Там…
– Да-да, мы знаем, монстры, – скорчил злую рожу один из зрителей, и окружающие его бродяги-торчки засмеялись. – Угадал? Да вы присаживайтесь, чувствуйте себя как в кататонии… – Снова взрыв истерического смеха. – Лабухи наши подустали чуток, но это скоро пройдет. Они еще вам чего-нибудь запилят из своего любимого. А мы, ребятки, уходим. Подъем, подъем.
Развалившиеся на скамьях зрители принялись нехотя подниматься. Тех, кто спал, тормошили, кто не мог подняться – брали под руки. Они одевались и разбирали, где чья разгрузка, минут пятнадцать, то заходясь в беспричинном смехе, то матерясь раздраженно, то толкая друг друга. Старик еще дважды делал попытки остановить их, но каждое его слово они встречали смехом, а потом просто оттеснили, и ватага из десятка человек потащилась к выходу.
– Не волнуйся, бать, мы закроем за собой.
После того как скрипнули наверху сдвижные двери, четверка пришельцев пребывала в полной тишине, прислушиваясь и готовясь дать отпор, если вдруг вместе с перепуганными бродягами в подвал вбегут церберы. Но то ли никаких тварей снаружи уже не было, то ли укачанные бродяги по ним не стреляли, то ли герметично закрывающееся двери не пропускали никаких звуков, поскольку не слышалось снаружи ни криков, ни эха стрельбы, ни рева голодных хищников. Полнейшая тишина. Ушли – и как в воду канули.