Атропин

— Хватит, — визгливо крикнул он. — Тут не спортзал, запах уже как в конюшне. Эндрюс, тебе не будет слишком трудно посетить душ прямо сейчас? И заодно открыть окно, чтобы проветрить место, где мы, вообще-то, спим?

Вайз и Мартинес удивленно подняли головы от своих информаториев, Тед скатился со спины, и Эндрюс встал.

— Ладно, о`кей, — мирно сказал он. — Извини. Тед, открой там окно, я пойду, сполоснусь. Наверное, на сегодня и вправду хватит.

Он неторопливо стянул полотенце со спинки кровати и удалился за дверь душевой. Тед молча посмотрел ему вслед, прошел к окну и открыл створку, свесившись наружу. Уоррен взглянул на его спину в майке с пятнами пота, брезгливо поморщился и открыл шкаф, вытянул оттуда запасную футболку, не глядя на размер. Когда через пять минут Тейлор вернулся к своей койке, Уоррен встал на его пути и протянул ему майку.

— Переоденься, — ровно сказал он. — Ты весь мокрый, простудишься.

Тед посмотрел на него отсутствующим взглядом и отпихнул его руку.

— Я сказал — переоденься, — прошипел Уоррен, хватая его за плечо. — Брось эту мерзость в стирку, она воняет, как Эндрюс.

— Пошел на хрен, — сказал ему Тейлор с неожиданной ненавистью, чистой, как цвет его глаз. — Пошел ты к чертовой матери на хрен, Уоррен.

They bought a souped up jittny, was a cherry red fifty three

They drove it down to Orleans to celebrate their anniversary

It was there where Pierre was wedded to the lovely Mademoiselle

«C'est la vie» say the old folk, it goes to show you never can tell

Температура в зале постепенно нарастала, танцпол заполнялся, напитки в бокалах становились все крепче, а смех и вопли все громче. И вдруг неожиданно музыка прекратилась. Уоррен поднял голову — Тейлор, смеясь, перекидывал лямку соло-гитары через плечо и разговаривал с ударником. Два года его собственной терапии. Сладость или гадость?

Судя по начальным аккордам, это была старая песенка о любви, сочиненная огромное множество лет назад, как и все, что исполняла училищная гаражная самодеятельность. «Love me tender, love me sweet, never let me go…». Прожектора осветили Теда до сияющей белизны, в которой его волосы и ресницы стали угольно-черными. Гитара мешала ему приблизиться к микрофону вплотную, но звуку это помехой не было. Волна его голоса (за секунду до того, как он открыл рот, визуальное воплощение ее Уоррен внезапно увидел как прозрачное, застывшее в верхней точке перед падением цунами) прокатилась по залу и затопила его, разговоры стихли сами собой.

Когда он потом вспоминал свои собственные ощущения, то мог поклясться, что на песню он реагировал не ушами, а серединой живота, словно мышцы там стянулись в клубок и превратились в совершенно новый орган, который воспринимал происходящее отдельно от разума. Ощущение выбило из него воздух и все рациональные мысли, только на заднем фоне звякнула и сиротливо умолкла мысль о том, что терапия оказалась бессильна.

Чем дольше пел Тед, опуская ресницы, вскидывая глаза, улыбаясь микрофону, тем больше горячая болезненная пульсация в венах требовала выхода, и парочка перед ним не выдержала первой — девица залезла к своему ухажеру на колени и всосалась в него с азартом осьминога. Ее примеру последовали другие, словно незримая одобрительная команда была получена всеми одновременно. Уоррен встал, механически переставляя непослушные ноги, добрался до туалета и заперся в кабинке. Песня скоро закончилась, в зале грянул развеселый рок-н-ролл, и когда он вернулся, музыкантов на сцене уже не было, их сменил диджей с электронной музыкой.

***

Тед задержался в гримерке — не хотелось выходить в зал и нарываться на внимание гостей, среди которых имелось устойчивое ядро его собственных поклонниц, не пропускающих ни одну вечеринку в училище. Вайз уволок свою согласную на всё ведьму на мороз и к чертовой бабушке, а единственное развлечение — посмотреть, кто висит на Эндрюсе и в каком количестве — сегодня отпадало.

Он умылся под неудобным краном в углу комнаты, заливая рукава ледяной водой, вытерся низом свитера и плюхнулся на короткий диванчик, всерьез раздумывая, не поспать ли до следующего выхода. Остановила мысль, что он замерзнет, если заснет, и, натягивая на тонкий свитер теплую толстовку, Тед успел взглянуть на пад — ни одного вызова. Ну и ладно.

Когда он нашарил макушкой ворот, ему показалось, что дверь кто-то открыл, но кроме своего отражения в мутном зеркале комнаты он больше никого не обнаружил. Долбанные страшилки Девилера…

— Чушь это собачья, — громко сказал Тед своему двойнику в зеркале. — Какой бы там дрифтер ни был, не может он столько прожить. Даже в стазисе в цепях. А ведь иногда здание и совсем обесточивают.