Ацтек. Гроза надвигается

Не одеваясь, я прошел через сообщающуюся дверь в спальню, где, маняще изогнувшись на мягкой многослойной постели, меня поджидала тоже обнаженная Цьянья. Комната освещалась лишь мерцающим красноватым огнем жаровни, но отблески его падали на белую прядь в ее волосах и обрисовывали упругие груди: каждая представляла собой восхитительный холм с холмиком ареолы и соска на вершине. Одним словом, конус на конусе, прямо как на вулкане Попокатепетле, который вы, мои господа, можете увидеть в это окно. Да-да, понимаю, конечно, мне нет нужды забивать ваши головы такими подробностями. Я лишь хочу объяснить, почему мое дыхание стало неровным, когда я двинулся к Цьянье, и почему после долгой разлуки я произнес всего несколько слов.

– Бью цела и невредима. Есть и другая новость, но она может подождать.

– Пусть подождет, – сказала жена и с улыбкой потянулась к той части моего тела, которая сама воспрянула ей навстречу.

Думаю, вам понятно, почему подробнее о том, что Бью Рибе жива-здорова, хоть и не слишком счастлива, я рассказал лишь некоторое время спустя. Я был рад тому, что сперва мы все-таки занялись любовью: надеюсь, что полученное наслаждение помогло Цьянье легче перенести известие о сестре. Правда, рассказывая о насильнике-мешикатль, я, как, впрочем, и сама пострадавшая, старался представить эту историю скорее фарсом, нежели трагедией.

– Думаю, оставаться там и управлять гостиницей ее заставляют лишь упрямство и гордыня, – сказал я под конец. – Похоже, Бью твердо решила не обращать внимания на толки и пересуды, вне зависимости от того, как отнесутся к ней соседи – с сочувствием или же сочтут опозоренной. Она считает, что сейчас покинуть Теуантепек было бы проявлением слабости.

– Бедная моя сестричка! – вздохнула Цьянья. – Неужели мы ничем не можем ей помочь?

Удержавшись от того, чтобы высказать собственное мнение о «бедной сестричке», я пораскинул мозгами и сказал:

– По-моему, единственный способ выманить ее оттуда – сообщить, что с тобой приключилась беда. Думаю, узнай Бью, что ее единственная сестра нуждается в помощи, она мигом поспешит тебе на выручку. Но давай не будем искушать судьбу и дразнить богов. Кто попусту говорит о бедах, рискует их накликать.

На следующий день Ауицотль снова принял меня, восседая в зале на своем медвежьем троне. Я изложил ему примерно такую версию истории. Я отправился в путешествие, чтобы узнать, не пострадала ли при разграблении Теуантепека сестра моей жены, ну а уж оказавшись там, я воспользовался случаем и пошел дальше на юг, где раздобыл новую партию магических кристаллов.

В знак почтения я снова преподнес Чтимому Глашатаю кристалл и был удостоен прохладной благодарности. Поэтому, прежде чем поднять вопрос, который вполне мог воспламенить его гнев, я решил поведать владыке кое-что способное улучшить его настроение:

– Мои путешествия, владыка Глашатай, привели меня в прибрежную землю Шоконочко, откуда к нам поступает большая часть хлопка и соли. Я провел два дня среди народа маме, в их главной деревне Пиджиджиа, и тамошние старейшины пригласили меня на свой совет. Они хотели, чтобы я передал юй-тлатоани Мешико их послание.

– Говори, – равнодушно разрешил Ауицотль.

– Узнай сперва, мой господин, что Шоконочко – это не государство, а обширный плодородный край, населенный различными народами: маме, миксе, комитеками и еще более мелкими племенами. Между их землями нет четких границ, и они не имеют правителей, кроме местных старейшин. Одной общей столицы в Шоконочко нет, как нет и верховной власти или постоянной армии.

– Интересно, – пробормотал Ауицотль. – Но не очень.

– К востоку от богатого и плодородного Шоконочко находится Куаутемалан, страна Спутанного Леса, не богатая ничем, кроме непролазных джунглей. Ее жители, киче и лакандоны, являются выродившимися потомками майя. Они бедны, грязны, ленивы и, следовательно, не достойны даже нашего презрения. Однако совсем недавно эти дикари проявили неожиданную воинственность и стали совершать из Куаутемалана в Шоконочко опустошительные набеги. Они угрожают продолжать свои налеты и грабежи до тех пор, пока народ Шоконочко не согласится платить им изрядную дань хлопком и солью.

– Дань? – проворчал Ауицотль, проявив наконец явный интерес. – Они покушаются на наш хлопок и нашу соль?

– Да, мой господин. И едва ли можно ожидать, что мирные работники хлопковых плантаций, рыбаки и добытчики соли смогут организовать надежную оборону своих земель. Правда, у них хватило-таки духу отвергнуть притязания чужаков: они не хотят, чтобы киче и лакандоны даром получали то, что до сих пор, к взаимной выгоде, покупали в Мешико. Старейшины полагают, что наш Чтимый Глашатай тоже не придет в восторг, услышав о притязаниях дикарей.

– Не трудись объяснять нам очевидное, – прорычал Ауицотль. – Говори, что предложили эти старейшины? Чтобы мы ради них пошли войной на Куаутемалан?

– Нет, мой господин. Они предлагают отдать нам Шоконочко.

– Что? – Владыка был просто ошеломлен.