Ацтек. Гроза надвигается

После Цитакуаро нас больше не останавливали, но занавески на носилках я велел задернуть, чтобы Женщина-Пара не привлекала внимания зевак. Я знал, что скороход уже сообщил ундакуари о нашем приближении, но хотел как можно дольше сохранить в тайне необычный подарок. Мой расчет строился на том, что по прибытии во дворец сестрички должны были оказаться в центре внимания. Цьянья считала, что лишать близняшек возможности видеть страну, в которой им предстоит жить, жестоко, и поэтому всякий раз, когда я показывал ей что-то заслуживающее внимания, моя жена останавливала процессию, дожидалась, когда на дороге не будет прохожих, и сама поднимала занавеску, чтобы показать сестрам очередную достопримечательность. Она проделывала это не один раз, что вызывало у меня досаду: Левая и Правая при их апатичности и слабом уме совершенно не интересовались окрестностями.

Мне эта дорога показалась бы скучной и утомительной, если бы Цьянья ее не скрашивала, и я радовался тому, что, поддавшись уговорам жены, взял ее с собой. Порой ей даже удавалось заставить меня забыть о том, сколь опасным является наше предприятие. Всякий раз, когда наша процессия огибала излучину дороги или взбиралась на возвышенность, Цьянья замечала что-то новое для себя; она живо всем интересовалась и с детской внимательностью слушала мои объяснения. В первую очередь, разумеется, ее внимание привлекло обилие лоснящихся, бритых черепов. Правда, я рассказывал жене про местный обычай, но одно дело услышать, и совсем другое – увидеть. Первое время Цьянья, бывало, устремляла взгляд на какого-нибудь проходившего мимо юнца и бормотала:

– Это мальчик. Нет, девочка...

Но должен заметить, что любопытство было взаимным. Конечно, люди с волосами для местных были не в диковинку (в Мичоакане часто бывали чужеземцы, представители низших слоев головы не брили, да и среди людей с положением, наверное, находились упрямые чудаки, не желавшие следовать общей моде), но передвигающаяся на носилках красавица, в темных, пышных, длинных волосах которой сверкала белая прядь, не могла не привлечь их внимания. Поэтому местные жители таращились на Цьянью с не меньшим любопытством, чем она на них. И тоже что-то при этом бормотали.

Но и кроме людей там было на что посмотреть. В той части Мичоакана, которую мы пересекали, как и везде, имелись горы, но там они буквально прочерчивали горизонт, словно служили обрамлением для почти плоских равнин. Некоторая часть этой территории поросла лесами, кое-где земля была полностью покрыта хоть и бесполезными, но радующими глаз лугами с зеленой травой и множеством цветов. По обе стороны дороги тянулись огороды, засаженные маисом, бобами и чили, фруктовые сады и заросли ауакатин. То здесь, то там на полях высились глинобитные хранилища для семян и плодов, своей конической формой напоминавшие головы близняшек.

В тех краях даже самые скромные жилища ласкали взор. Они строились из дерева, благо строевого леса здесь было вдоволь, причем бревна и доски не скреплялись раствором и не связывались, как жерди, но плотно пригонялись друг к другу и соединялись с помощью выступов и пазов. Каждый дом венчала остроконечная крыша, края которой, выступая за линию стен, служили навесами, дававшими в жару прохладную тень, а в сезон дождей защищавшими от ливней. Некоторые крыши имели причудливую форму: все их четыре угла задорно загибались вверх. Наше путешествие пришлось на сезон гнездования ласточек, а такого количества порхающих, кружащихся и мечущихся в воздухе ласточек, как в Мичоакане, я не видел больше нигде. Причиной тому, разумеется, вместительные стрехи, так прекрасно подходящие для гнезд.

Обилие лесов и вод привлекало в Мичоакан множество самых разных птиц. В реках яркими вспышками отражалось оперение соек, мухоловок и птиц-рыболовов. Из лесов беспрерывно доносился перестук дятлов, на озерных отмелях маячили большие белые и голубые цапли и еще более крупные куинко. Мы называем так нескладную, долговязую птицу, оперение которой в закатных лучах солнца приобретает волшебную красоту: когда целая стая таких птиц разом взлетает с места, создается впечатление, будто вы воочию увидели порыв розового ветра.