Ацтек. Поверженные боги

Мы сели за стол и приступили к еде, причем о присущей белым людям манере есть я предпочел бы не распространяться. Снедь предоставили мы, так что все было самое лучшее. Испанцы, со своей стороны, угощали нас из больших кожаных мешков напитком, называвшимся вином. Напиток этот был двух сортов, светлый, с кислым вкусом, и красного цвета, сладкий. Я отведал и того и другого, но понемногу, ибо испанское вино пьянило не меньше, чем октли. Пока мои спутники поддерживали беседу, я сидел молча, стараясь как можно незаметнее и как можно более точно запечатлеть облик Кортеса мелом на бумаге. В первый раз увидев его так близко, я заметил, что волосы на голове этого испанца были далеко не столь густыми, как у многих его товарищей, а борода не могла скрыть безобразного шрама, шедшего от нижней губы к скошенному, как у майя, подбородку. Увлекшись изображением всех этих деталей на своем портрете, я не сразу почувствовал, что людской гомон вокруг стих, и, встрепенувшись, увидел, что серые глаза Кортеса смотрят на меня в упор.

Он сказал:

— Значит, меня увековечивают для потомства? Дай-ка посмотреть.

Белый вождь, разумеется, обратился ко мне по-испански, но его протянутая рука говорила то же самое красноречивее всяких слов, поэтому мне пришлось отдать ему бумагу.

— Что ж, — промолвил Кортес, — лестью бы я это не назвал, но узнать меня, несомненно, можно.

Он показал рисунок Альварадо и другим испанцам, которые издали смешки и кивнули.

— Что же касается художника, — сказал Кортес, не отрывая от меня глаз, — вы только посмотрите на него самого, Друзья. Да ведь если снять с него все эти дикарские перья да чуть-чуть припудрить для бледности лицо, он вполне мог бы сойти за идальго, даже за гранда. Случись вам встретить при кастильском дворе человека с такой осанкой и подобным лицом, вы все сняли бы шляпы, чтобы отвесить ему низкий поклон.

Он вернул мне рисунок, и переводчики перевели вопрос Кортеса:

— Зачем тебе понадобился мой портрет?

Один из моих знатных спутников быстро нашелся с ответом:

— Поскольку наш Чтимый Глашатай Мотекусома, к величайшему его сожалению, не сможет встретиться с высокочтимым капитаном, он попросил доставить ему, в память о кратковременном пребывании испанцев в здешних краях, портрет столь славного гостя.

Кортес изогнул губы в улыбке, которая не затронула его невыразительных глаз, и сказал:

— Но я все равно встречусь с вашим императором. Я это твердо решил. Все мы настолько восхищены присланными им сокровищами и великолепными дарами, что горим желанием узреть воочию и другие чудеса вашей столицы. Я и не подумаю об отбытии куда бы то ни было, пока не смогу вместе со своими людьми собственными глазами полюбоваться Теночтитланом. Мне рассказывали, что это самый богатый и прекрасный город в здешних землях.

Когда это высказывание прошло всю цепочку перевода, другой мой спутник, напустив на себя скорбный вид, заявил:

— Аййа, белому господину не стоит пускаться в столь долгий и опасный путь, ибо даже если он и доберется до цели, его ждут одни лишь сплошные разочарования. Мы не хотели в этом признаваться, но Чтимый Глашатай буквально-таки оголил весь город только для того, чтобы преподнести гостям достойные подарки. Мотекусома слышал, что белые люди очень ценят золото, поэтому он и послал все золото, какое только имелось. А заодно и все прочее, имевшее хоть какую-то ценность. Теперь Теночтитлан стал беден и непригляден. Он не стоит того, чтобы им любоваться.

В адресованном Агиляру на языке ксайю изложении Ке-Малинали эта речь прозвучала следующим образом:

— Чтимый Глашатай Мотекусома послал эти пустяковые дары в надежде, что капитан Кортес удовлетворится ими и направится в какое-нибудь другое место. Но на самом деле они представляют собой лишь малую толику несметных сокровищ Теночтитлана. Мотекусома хочет отбить у капитана охоту увидеть истинные сокровища, которыми изобилует его столица.

Пока Агиляр переводил это на испанский для Кортеса, я впервые подал голос, тихонько обратившись к Ке-Малинали на понятном только нам двоим ее родном наречии катликак:

— Твоя задача — переводить то, что говорят, а не придумывать неизвестно что.

— Но это он солгал! — выпалила девушка, указав на моего спутника, и тут же покраснела, поняв, что сама себя выдала.

— Почему солгал он, мне известно, — сказал я. — Хотелось бы теперь узнать, что побуждает к этому тебя.

Переводчица уставилась на меня, и глаза ее расширились, ибо она меня узнала.

— Ты! — выдохнула она с испугом и неприязнью.

Наш краткий обмен репликами остался незамечен присутствующими, а Агиляр так и не узнал меня. Когда Кортес заговорил снова, то голос переводившей его Ке-Малинали слегка дрожал.

— Мы были бы признательны, если бы ваш император удостоил нас официального приглашения посетить его великолепный город. Впрочем, почтенные господа послы, можете передать Мотекусоме, что мы не настаиваем на этом, ибо все равно придем туда, хоть по приглашению, хоть без такового. Заверьте его, что мы явимся обязательно!