— Как это похоже на варвара: его интригует то, что цивилизованный человек воспринимает как должное! Я готова поручиться, что прошло всего несколько лет с тех пор, как вы, дикари, перестали поклоняться огню. — Отсмеявшись и утерев слезы, женщина сочувственным тоном заявила: — Ведай же, Су-Куру, что мы, рарамури, и в физическом, и в нравственном отношении превосходим примитивные народы, а посему состояние наших тел должно отражать и нашу утонченную чувствительность, и наше высокое понимание скромности. Волосы, которые тебя так удивляют, даже нашу наготу сделают целомудренной, ибо мы и раздевшись остаемся прикрытыми от нескромных взглядов.
— А вот мне кажется, — отозвался я, — что волосы в таких местах как раз и привлекают к ним внимание. И выглядят они не скромно, а, напротив, дразняще.
Сидя скрестив ноги на полу, я не мог скрыть того, что выпячивало мою набедренную повязку, да и си-риаме было бы бесполезно делать вид, будто она этого не замечает. Женщина покачала головой и пробормотала вполголоса, но не отвечая мне, а рассуждая сама с собой:
— Обычные волосы между ногами… так же обычны и ничем не примечательны, как и травы, пробивающиеся между камнями… но они возбуждают чужеземца. И этот разговор заставляет меня странным образом ощутить, что и я сама… — Тут она осеклась и оживленно заявила: — Мы примем твое любопытство как грех, в котором ты признался. Ну а теперь вкуси джипури.
Она протянула мне корзинку с маленькими кактусами, не сушеными, а свежими и зелеными. Я выбрал один — со множеством пупырышков по краям.
— Нет, — сказала она, — возьми лучше этот, с пятью лепестками. Джипури со множеством наростов служит для повседневного употребления, его жуют бегуны, которым предстоит долгий бег, или бездельники, которым нечем заняться и они только и знают, что наслаждаться видениями. А вот джипури с пятью лепестками встречается нечасто, найти его трудно, и он более всего приближает к свету бога.
Я откусил кусочек от протянутого мне кактуса (он имел горьковатый, вяжущий привкус), а она выбрала другой для себя, сказав:
— Не жуй его так быстро, как я, ма-туане Су-Куру. Ты ощутишь воздействие гораздо быстрее, потому что для тебя это первый раз, а мы с тобой должны пребывать в схожем состоянии.
Она оказалась права. Стоило мне проглотить совсем немного вяжущей мякоти, как стены дома, к превеликому моему изумлению, начали растворяться. Они сперва сделались прозрачными, а потом исчезли вовсе, и я увидел всех находившихся снаружи жителей деревни. Поверить, что я действительно вижу сквозь стены, было трудно, ибо фигуры людей казались четко очерченными без помощи топаза, что наводило на мысль о порожденной кактусом галлюцинации. Правда, спустя мгновение уверенность в этом поколебалась, ибо у меня создалось ощущение, будто я воспаряю с пола к крыше (точнее, туда, где раньше находилась крыша, растворившаяся, как и стены), а потом и к верхушкам деревьев. Фигурки людей внизу быстро уменьшались.
— Аййа! — непроизвольно вырвалось у меня, и тут где-то у меня за спиной прозвучал голос си-риаме:
— Не так быстро! Подожди меня!
Я сказал, что «прозвучал голос», но на самом деле все обстояло не совсем так. Ее слова, коснувшись моего слуха, каким-то образом попали в мои уста, и я, ощутив их нежный, как у шоколада, вкус, осознал смысл не по звучанию, а по аромату. По правде говоря, все мои чувства смешались и перепутались. Ароматы листвы и запах поднимавшегося вверх дыма костров воспринимались мною на слух. Вместо того чтобы пахнуть, листья издавали металлический звон, а дым производил приглушенный звук, походивший на мягкое, тихое поглаживание. А вот цвета и краски я не воспринимал, а чуял. Зелень деревьев представлялась мне прохладным, влажным запахом; цветок с красными лепестками на ветке был не красным, но терпким и пряным, а небо не слепил голубизной, а благоухало плотью, словно женская грудь.
А потом я почувствовал, что голова моя действительно оказалась между женских грудей, высоких и пышных. На осязание, как ни странно, дурман влияния не оказал. Си-риаме, поравнявшись со мной, распахнула свою ягуаровую блузу, прижала к меня к груди, и теперь мы поднимались к облакам вместе. Признаюсь, некая часть моего тела поднималась быстрее, чем все остальное. Мой тепули, начавший возбуждаться еще раньше, с каждым мгновением делался длиннее и тверже, пульсируя от нетерпения так, словно я, сам того не заметив, угодил в очаг землетрясения. Си-риаме счастливо рассмеялась — я ощутил этот смех на вкус, освежающий, как капли дождя, а слова ее казались мне поцелуями:
— Наивысшее благословение света бога, Су-Куру, — это пыл и жар, которые он добавляет к акту ма-ракаме. Давай же соединим наши богом дарованные огни.