Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы

Среди знатных ацтеков были ученые, иногда занимавшиеся поэзией. Самым выдающимся из них был сам царь Несауалькойотль. На службе у высокопоставленных деятелей были профессиональные поэты, которые воспевали подвиги героев, величие королевских дворцов, жизненные радости и печали. Эти поэты обучали пению и музыке в «домах песни» (куикакалли), которые имелись при дворцах или были на содержании отдельных кварталов.

Само слово, обозначающее поэта (куикани, певец), показывает, что стихотворение и песня были синонимами, так как стихотворение всегда пели или, по крайней мере, декламировали под аккомпанемент музыкальных инструментов. Тексту некоторых стихотворений предшествовала условная запись, показывающая ритм тепонацтли, чьи удары должны были сопровождать декламацию.

Некоторые стихи показывают, что поэт осознавал свою высокую миссию:

Я режу нефрит, я лью золото в тигель!
Вот моя песня!
Я вставляю изумруды:
Вот моя песня.

А еще он говорил так:

Я поэт, владыка песни,
Я певец, я бью в свой барабан.
Пусть его звуки пробуждают
Души моих товарищей, что уже мертвы.

И еще:

Я певец, я сочиняю стихотворение,
Которое сияет, как изумруд,
Блестящий, драгоценный и прекрасный изумруд.
Я подстраиваюсь к звукам мелодичного голоса циницкана…
Как звон маленьких колокольцев,
Маленьких золотых колокольцев…
Я пою свою песню,
Полную ароматов, подобно сияющей драгоценности,
Сияющей бирюзе или ослепительному изумруду,
Свой цветущий гимн весне.

Сами ацтеки подразделяли поэзию на определенные виды, первым из которых был теокуикатль (священная песнь) или гимны. И к счастью, при помощи источников, информировавших Саагуна, мы имеем запись некоторых из них – истинное сокровище для изучения языка древних мексиканцев и их религиозной мысли. Читая их, следует помнить, что эти стихи не только пели, но и «изображали», то есть каждое стихотворение (повторенное, без сомнения, огромное количество раз) сопровождалось определенным ритуальным действом, некоторыми установленными действиями жрецов или каким-нибудь особым костюмированным танцем.

Эти религиозные песни, перенесенные, по традиции, из далеких времен, зачастую были очень туманными или даже совершенно непонятными самим же ацтекам, или, по крайней мере, тем из них, кто не был жрецом. Они полны скрытых намеков и метафор.

Цветок моего сердца раскрылся,
Вот властелин Полночи.
Она пришла, наша мать, она пришла,
Она, богиня Тласольтеотль.

Родился бог маиса

В раю Тамоанчана,
Во дворце, где цветы поднимают свои головки,
Тот, (кого зовут) «один – цветок».

Родился бог маиса

В саду дождя и тумана,
Там, где делаются дети человеческие,
Там, где они ловят нефритовых рыбок.

И вот день: приближается заря.

Птицы кецаль перелетают с места на место и кормятся
Там, где прямо стоят цветы…

В честь национального бога Теночтитлана они пели:

Я Уицилопочтли, молодой воин.
Другого такого нет.
Напрасно я не надел свой плащ из перьев попугая,
Так как благодаря мне солнце встало.

А это – в честь богини Тетеоиннан, матери богов:

Раскрылся желтый цветок.
Она, наша мать, в маске из кожи
Пришла из Тамоанчана.

Желтый цветок расцвел.

Она, наша мать, в маске из кожи
Пришла из Тамоанчана.

Раскрылся белый цветок.

Она, наша мать, в маске из кожи
Пришла из Тамоанчана.

Белый цветок расцвел.

Она, наша мать, в маске из кожи
Пришла из Тамоанчана.

Ах, она стала богиней

Посреди кактусов, наша мать,
Обсидиановая бабочка.

Ах, ты узрела Девять Степей!

Она питается сердцами оленей,
Наша мать, богиня земли.