Аттестат зрелости

Юля посидела минуту-другую, медленно вдыхая и выдыхая. Потом вязала телефон и написала сообщение подруге: «Ир, привет. Меня опять все выбесили:((Ничо не могут нормально сделать и еще и не слушаются. Спроси пж у своего Саши как надо сказать, чтоб дочь тебя услышала и переписала домашку аккуратно».

Ира ответила почти сразу же: «Привет. Ну ты же знаешь, что он говорит в таких случаях: плохое поведение это единственное, что ребенок может противопоставить вашему неправильному с ним обращению… И еще — ищи проблему в себе;)»

Юля: «Ну да, ну да… Но я все равно не понимаю, ну что я делаю не так то, мне тоже так говорили, и я потом научилась супераккуратно домашку делать, и вообще многое делать очень хорошо, прям чтоб до блеска… идеального состояния…»

Ира: «А когда не получается до идеального? То что? Ты ведь мне говорила, что у тебя прямо приступы отчаяния бывают, если что-то не удается сделать идеально. Вот как в случае с твоим хаосом в квартире, который все время наползает на тебя, и ты чувствуешь себя бессильной перед ним, и иногда вообще ничего не делаешь, потому что уверена, что все равно не сможешь привести свою квартиру в соответствие с идеалом в голове, ты же мне сама рассказывала».

Юля: «Вообще, я думала, что перфекционизм это моя сильная сторона, одна из немногих…»

Ира: «Не совсем так… У меня идея: приезжайте к нам в гости в воскресенье, посидим, пообщаемся. А то давно не виделись. И вообще как-то редко теперь общаемся с тобой, каждая в делах, в детях».

Юля: «О, было бы здорово. Уточню у Антона сможет ли он. Спасибо тебе, пока!» — написала она и, отложив телефон, пошла в детскую.

— Елки… Алис, ох, доча, ну не плачь… Я не хотела тебя расстроить, хотела только чтоб домашка была сделана нормально… Хотя я вообще уже не знаю кому и для чего это нужно…

Позже, когда девушка уже уложила дочерей спать, она села у кровати Алисы и, поглаживая ее по голове (нужно погладить ровно сто раз, а если меньше, то случится что-то плохое — такое вот было у Юли странное убеждение, хотя откуда оно взялось она бы с уверенностью сказать не смогла), очень корила себя за то, что накричала на нее и довела и до слез. «Дура, истеричка, вечно орешь как резаная, как тебе не стыдно», — привычно отругал Юлю ее внутренний голос.

2 — Суббота

Утро субботы, к большому сожалению Юли и, вероятно, остальных членов семьи, было не для отдыха и долгого и неспешного завтрака с 3–4 чашками кофе как Юля любит, а для быстрых сборов, поскольку у Алисы этот день был учебным. («Ты что, надо обязательно в гимназию водить, думать о будущем детей», несмотря на то, что до гимназии три остановки на троллейбусе, а прямо во дворе имеется обычная школа с пятидневкой, но «всем же известно, что там особо ничему не учат».)

Несмотря на то, что Антон вчера вернулся поздно, когда Юля уже уложила детей спать (почитав им вслух перед сном очередной рассказ из большого сборника Туве Янссон о муми-троллях: «Филифьонка в ожидании катастрофы»), с утра он встал пораньше, чтобы отвезти Алису, как он это делал обычно. И девушку наполнило чувство благодарности, она очень ценила такое отношение Антона к семейным обязанностям, умению говорить с детьми, уделять им время и вообще не делать их заложниками отношений между взрослыми.

Для Юли это все было особенно ценно и она старалась бережно относиться к взаимоотношениям Антона и дочерей, возможно, еще и потому, что ее собственный отец никогда в ее детстве никуда ее не провожал, да и вообще она не помнила, чтобы они о чем-то хоть раз обстоятельно разговаривали один на один когда-либо в жизни, или как-то совместно проводили досуг помимо поездки на дачу, да еще один раз на машине на море. Когда он приходил с работы, то сообщалось, что он устал и все вопросы к маме, хотя мама тоже работала. Кроме того, он, как много позже поняла Юля, был всецело поглощен своими личными переживаниями — ему всегда казалось, что мама его недостаточно любит, а, стало быть, может полюбить кого-то другого. Возможно, так все и обстояло, но Юля и Оля здесь выступали для отца скорее в роли манипуляционных аргументов, чем живых существ со своими потребностями. Считалось, что если удовлетворены потребности в жилье, пище, одежде (на приличном для конца 80-х, начала 90-х годов уровне, а то есть на уровне базы), то какие еще могут быть вопросы к родителям. Поэтому в ответ на робкие заявления о своих желаниях отцом сообщалось, что «Я — последняя буква алфавита», «Много хочешь — мало получишь», а в ответ на озвучивание своего мнения: «Ты еще молчи» или «Тебя забыли спросить».

В целом, Юля считала, что ей с отцом повезло, поскольку у ее подруг и одноклассниц нередко таковой отсутствовал вовсе, или часто (чаще Юлиного) пил, или вообще бил (уж такого с ней точно не случалось). Как позднее сформулировала (а может прочитала где-то) принцип отцовско-детских отношений того периода одна из подруг: «В России две беды: батек ушел из семьи, и батек остался в семье».