Аттестат зрелости

Сама Юля пошла в первый класс в 90-м году и успела почерпнуть сведения о том, что Ленин, когда был маленьким кудрявым школьником, всегда не просто выполнял домашнюю работу, а перевыполнял, а также успела стать «октябренком» и получить мотивационный значок в виде красной звезды с профилем маленького Ленина. Наверное Юля успела бы узнать еще много чего о марксистско-ленинском подходе, если бы в декабре 1991 года СССР не прекратил свое существование. И хотя остаток учебного года шел еще по старой программе, и все взрослые где-то витали мыслями, к сентябрю были готовы модернизированные программы, несмотря на недовольство и некоторое сопротивление со стороны престарелого партийного директора школы.

Вообще все 90-е — школьные — годы Юли прошли во всеобщем смятении, переменах, не до конца понятных и болезненных, у многих родители теряли работы в связи с закрытием крупных государственных предприятий, искали — зачастую долго и безуспешно — новые, кто-то переквалифицировался, кто-то пробовал заняться предпринимательством, например, шел в «челноки» — то есть возил одежду и другие товары из Турции и продавал на местном палаточном рынке. Так и школьные учителя, особенно лучшие из них, не долго думая, частично разъехались и разбрелись кто куда. Правда, очень толковая учительница математики, перед тем как уйти работать в коммерческий банк, успела влепить Юле 4-ку (единственную не отличную оценку в ее аттестате за 9-й класс), поскольку разозлилась из-за того, что та наотрез отказалась идти на математическую олимпиаду от школы. (Кстати, одно время в России такой аттестат о среднем образовании носил название аттестата зрелости — видимо, подразумевая, что связь между более или менее успешным освоением алгебраических приемов, правил русского языка и основ физики и химии и способностью человека принимать самостоятельные ответственные решения о своей жизни — прямая и сама собой возникающая.)

Могла ли Юля как-то внятно объяснить учительнице свой отказ? Вряд ли это было возможно. Ведь нельзя же признаться хоть кому-либо, как жизненно важно тебе сейчас ничем-ничем не выделяться, быть в кружке «нормальных теток» класса, которые в случае ее единоличного похода на олимпиаду обвинили бы ее в том, что она «заучка» и отвергли. Учитывая, что Юля и так довольно часто подвергалась буллингу со стороны одноклассниц — лидеров мнений («Конечно, у нее хорошие оценки — она же все свободное время дома сидит, учится. А что еще можно делать дома, гулять то она не ходит в нашу тусу, с пацанами», «Шмотки подбирать не умеет, краситься не умеет, выглядит как лошара» и т. п.), давать им дополнительный повод для этого не было никакого желания. Чтобы сойти за свою, Юля даже решилась вместе с одной из одноклассниц пойти тусоваться с местными пацанами в «теплаках» — подвалах многоквартирных домов у школы, где располагались трубы отопления, и где распивали все что удавалось добыть и много курили. И только после того как в какой-то из дней Юле чудом удалось сбежать от пытавшегося ее изнасиловать старшего брата (вернувшегося с зоны) одного из пацанов она осознала, что все это плохо для нее кончится и перестала там бывать. Мда, это теперь Юля знает, как мало в сущности о ней кто-то что-то думал из одноклассниц и одноклассников, да и вообще с большим трудом может вспомнить их имена и лица. А тогда это было до жути важно.

Юля вообще из своего детства хорошо помнила только какое-то чувство постоянного смятения, когда ты не уверена как правильно поступать в той или иной ситуации, часто чувствовала себя лишней, занимающей чужое место, постоянно виноватой в чем-то и стыд за то, что она какая-то не такая как надо. Ей казалось, что все взрослые знают какое-то одно как все надо, но почему-то не делятся этими важнейшими знаниями в понятной форме (например, в виде списка правил и рекомендаций, эдакой инструкции к жизни). Да что взрослые, вообще все остальные, даже и младше Юли, все понимают про жизнь, и лишь одна она должна выбивать это знание путем проб и ошибок. Причем ошибаться наказуемо, следовательно, лучше просто меньше всего пробовать, а побольше уточнять сначала как кому и что надо. С другой стороны, лишний раз у кого-то что-то спрашивать или просить — тоже затруднительно, ведь скорее всего, откажут, либо может возникнуть конфликт и на нее «наедут» — уж лучше сразу провалиться сквозь землю.

Поэтому единственный путь это с потаенным ужасом стараться как можно точнее угадать, чего от нее хотят, что и как надо сделать. Было ощущение, что ни при каких обстоятельствах нельзя чтобы кто-то увидел какая она на самом деле, иначе все пропало и все увидят какая она плохая. «Просто будь такой как мы хотим, хоть мы и не скажем тебе какой — сама угадывай, и вот тогда мы будем тебя любить. Это же так просто, глупенькая», — как бы транслировало все вокруг. (Тот же посыл в дальнейшем обнаруживался и в других сферах. На работе: «Делайте все сами, но если сделаете неправильно, то вы козлы». В роддоме: «Неправильно рожаешь, дура! Рожай правильно!»)