Аттестат зрелости

Уже направляясь к кассе, она стала свидетельницей того, что Иркин Саша назвал бы «педагогическим провалом». Находившаяся в магазине с мамой девочка лет трех-четырех, увидев киндер-сюрприз, начала просить его купить, сначала тихо, а получив отказ, уже громко кричать. Мать, видимо, в своей обычной манере, стала сыпать страшным голосом угрозы о том, что больше она ее никогда с собой в магазин не возьмет и ничего не купит, что это какое-то наказание, а не ребенок, и — коронное — «Вечно ты меня позоришь». А после того как эти волшебные слова по какой-то загадочной причине не привели к желаемому эффекту успокоения, грубо схватила орущую и упирающуюся дочь за руку и потащила к выходу с перекошенным от злости лицом. Часть посетителей проводила эту пару взглядом. «Это потому что она у вас некрещеная» — громко прокомментировала им вслед какая-то тетка из очереди. (Почему-то Юле вспомнился момент из рассказа Бианки, который они недавно читали с детьми, об утках: «Они скрылись, а радость осталась». Только здесь было наоборот.)

Было бы неправдой сказать, что подобные сцены были таким уж частым явлением в наши дни, в отличие от времени детства самой Юли, но тем не менее все же бывали. Уж Юля то на детских площадках провела в общей сложности последние 8 лет и, по своим наблюдениям, сделала вывод, что примерно треть, в лучшем случае процентов сорок родителей уже не ведут себя так жестко авторитарно по отношению к детям как раньше, но все же — многие ведут. (Хорошим индикатором служит поведение родителя, когда ребенок не дает свою игрушку другому незнакомому ребенку — одни родители в этом случае говорят, это твоя игрушка и ты можешь не отдавать, если хочешь с ней сейчас сам играть, а другие говорят: не будь жадиной, поделись). Вспомнить хотя бы семью Алискиной подруги из садика — Вероники, с которой они одно время ходили на совместное с мамами рисование, и мама Вероники чуть что агрессивно высказывала своей дочке про руки-крюки, называла ее бестолочью из-за не слишком красиво проведенной линии или брызг краски…

Расплатившись у безразлично-невеселой кассирши за свои скромные покупки, Юля пошла на остановку, где под небольшим навесом скрывались от моросящего дождя немногочисленные люди с подобными же безучастными и безрадостными выражениями на лицах. Кроме разве что мальчика лет десяти, направляющегося, судя по объемному спортивному баулу при нем, в хоккейную секцию в двух остановках отсюда. Мальчик с живым интересом наблюдал за уличным движением, за тем как ведут себя водители разных машин при загоревшемся желтом сигнале светофора на перекрестке: большинство поддает газу, чтобы успеть проскочить до красного, но не все, некоторые притормаживают, за нахохлившимися голубями, топчущимися в некотором отдалении от остановки, за набухшими серыми тучами, обещающими разрешиться не сегодня-завтра первым снегом.

Приятно екнуло в груди у Юли при виде показавшегося вдали большого и надежного тела лупоглазого троллейбуса с его трогательными «рожками» — словно большое вернопослушное рабочее животное, обещавшее на время надежно укрыть под своим железным крылом и неторопливо переместить по четко установленному привычному маршруту.

Пассажиров было немного (наверное, из-за субботы), поэтому Юля села у окна, а через проход от нее сел мальчик, разместив свой баул на сиденье напротив. На следующей остановке (в глубине старого квартала, где жило множество пожилых людей) в троллейбус зашло несколько человек, среди которых был один дед, судя по всему, принявший уже с утра. Несмотря на наличие множества пустых мест, дед проволочился из начала троллейбуса в середину и плюхнулся на сиденье рядом с баулом. Оглядев хорошенько сначала баул, потом мальчика и пустое сиденье рядом с ним, дед открыл наполовину беззубый рот и сказал грубо-шепеляво: «Слышь, ты че свою сумку грязную на сиденье поставил? А ну убрал, я сказал!»

Мальчик молча вжал голову в плечи и опустил глаза, не ожидая — разумеется, не ожидая — что кто-то за него заступится. То же самое сделала и Юля, хотя ее захлестнула волна негодования по отношению к этому старому хаму, который считает себя вправе делать подобные замечания незнакомым людям и особенно детям, едущим без взрослого, принимает этих детей за как бы недочеловеков, с которыми можно так разговаривать, можно ругать за что вздумается, а точнее все равно за что — потому что если бы мальчик поставил эту сумку, к примеру, рядом с собой на пол — то дед, вероятнее всего, обругал бы его, что сумка перегораживает проход. Потому что дело тут не в сумке, а в гарантированной безответности мальчика, пока что, перед хамством со стороны взрослого.