Кроме того, Юля всегда тревожилась за Алису больше чем за Майю. Начиная еще с беременности все было так нервно. «Жизнь меня к такому не готовила», — то и дело проносилось в юлиной голове. Сначала она очень боялась, что что-то делает не так или не делает того что нужно в течение беременности (какие витамины лучше принимать и надо ли их принимать вообще, не будет ли вреда от узи, где безопаснее рожать …). Потом боялась самих родов, а уже в послеродовом отделении (где персонал практически не отвечал ни на какие вопросы) впадала в ужас от высокого билирубина и красных пятен на лице дочки в первые дни жизни. Потом сомневалась в необходимости прививок, а потом — бессонные ночи и ошеломительно придавившее чувство того, что ты больше не принадлежишь себе и очень похоже, что больше никогда уже и не будешь (а на попытку поделиться этим состоянием, например, с мамой услышать в ответ «А как ты хотела?»). Потом обнаружила (с некоторой досадой) внешнее сходство ребенка со свекровью. Потом осознала что совершенно ничего не знает о том как надо обращаться с младенцами. А еще потом наступило какое-то длительное отупение, когда хочешь только одного — спать, спать, спать или лучше вообще заснуть и не проснуться, когда делаешь на автомате минимально необходимые действия, а все остальное время зависаешь, чувствуешь отупение, безграничную усталость и недовольство собой, в голове крутятся только фразы типа «Не имеешь права не любить», «Плохая мать», «Не справляешься» и бесконечно проигрываешь в памяти время «до». В общем, когда не любишь ни себя, ни кого-либо другого.
А полюбила по-настоящему Юля ее тогда когда Алиса немного подросла, стала смешить своими детскими делами и словечками, когда ее, Юлю, немного отпустил страх того что она что-то неправильно делает в физиологическом плане, в методах кормления, купания и т. д., когда она разглядела в дочке ее уникальные, ни на кого не похожие черты. И особенно — за то, что наблюдение и подмечание разных смешных, трогательных и милых моментов по большей части происходило вместе с Антоном, и вообще именно он приучил Юлю обращать на них внимание, проживать их неспешно и получать от этого удовольствие, вместе смеяться. Да, пожалуй, совместный искренний смех над «важными делами» общего произведения родителей это одно из лучших средств укрепления отношений между ними.
Так что впоследствии Майя вписалась в эту компанию уже довольно легко и непринужденно для всех ее участников, включая собаку.
…
Вернувшись с Алисой домой, Юля обнаружила что свекровь по-прежнему там и уходить еще не планирует. Прикинув по времени и поразмыслив о том, что в целом особых планов на субботний вечер, кроме разве что совместного просмотра за ужином какого-нибудь детского фильма (что вся семья любила), не было, Юля подумала, что можно было бы (если Антон не будет против, а также если ей удастся пересилить свое чувство вины от того, что уходит от детей на весь вечер, хотя идти не обязательно, это ведь не работа) съездить в «свой» театр — тот который каждые выходные показывает спектакли той самой студии, где она раньше занималась и где у нее осталось много друзей и знакомых.
Было бы неплохо поехать вместе с Антоном, попросив побыть с детьми бабушку, но Юля, во-первых, не любила ее о чем-то просить, а во-вторых, опасалась, что, по опыту считанных предыдущих таких случаев, свекровь тогда останется ночевать, так как опасается по темноте (а, конечно, будет уже темно) перемещаться по городу, особенно на общественном транспорте. Справедливости ради, нужно признать, что неуверенность в безопасности темных улиц в российских городах, к сожалению, небезосновательна. Поэтому склонялась Юля к тому, чтобы поехать одной, однако прежде ей было необходимо получить одобрение своих действий.
— Ты точно не против? — уточнила она у Антона еще раз.
— Ну да, как я уже и сказал. Что ты по два раза то всегда спрашиваешь? — пожал плечами он.
— Ага, ну, мне просто надо было окончательно убедиться…
Прощаясь со всеми, Юля обнаружила, что Майя уже встала и сама включила на планшете мультик: «Едет по дороге желтый великан. Это не автобус, это автокра