Аттестат зрелости

- Вот видишь, какая история, почти детектив, - нашла в себе сипы пошутить Светлана. Она смотрела в окно холодными безразличными глазами, лишь губы покусывала, и это выдавало её волнение.

Герцев так и не придумал, что сказать в утешение, кроме того, что предложил пойти в кино. Светлана растерялась:

-Я видела уже этот фильм!

Сергей ей не поверил, но сказал:

- Ну, и ладно. Проводить тебя домой?

Светлана вспыхнула яркой краской:

- Я сама дойду!

Но когда они вышли из школы, Сергей, как ни в чём ни бывало, зашагал рядом.

Долго шли молча, но как-то уж получилось, само собой, что завязался разговор ни о чём и обо всём сразу, и Герцев удивился, что, оказывается, разговаривать с Рябининой очень интересно: многое знает, во многом разбирается.

Не спеша поднялись на железнодорожный пешеходный мост, постояли наверху, слушая, как гудят стальные опоры моста. Светлана подумала: какое это забавное совпадение - третий раз на мосту рядом с ней другой парень. Здесь она поссорилась осенью с Торбачёвым. Здесь Олег Власенко зимой предложил ей свою дружбу. А с Герцевым она пришла на мост весной, самой лучшей порой расцвета всего живого. Да... Довольно-таки символично. Светлана улыбнулась своим мыслям и тихонько вздохнула и вынесла вердикт: «Ничего из этого не выйдет».

Ступив на свою улицу, Светлана остановилась, умоляюще посмотрела на Сергея:

- Дальше не провожай.

Герцев не стал возражать, отдал ей портфель, протянул, прощаясь, руку.

- Ну, пока, - и пошел прочь, не оглядываясь.

- Валя! - Викентий Денисович держал перед лицом номер городской газеты и трясущимся пальцем показывал Валентине Юрьевне небольшую, напечатанную полужирным петитом, заметку. На сером фоне светлого шрифта эта заметка выделялась зловещим темным пятном. - Наверное, я прочитал не так? - он сдёрнул с переносицы очки и передал газету жене.

Валентина Юрьевна начала читать.

- Ты вслух, вслух!

-«В нашей газете была опубликована статья рабкора

С. Рябининой о стенгазете сплавконторы, в которой были приведены непроверенные факты. В результате этого в газету пришло письмо механика сплавконторы Н. Н. Миронова об искажении фактов и в стенгазете, и рабкором С. Рябининой. Обстоятельства этого дела проверялись по поручению редакции старейшим рабкором А. Н. Веденеевым... Редакция нашей газеты приносит свои извинения товарищу Миронову, рабкору Рябининой объявлено замечание, а выводы относительно стенгазеты и её редактора переданы в партийную организацию Верхнего сплавного участка».

- Викеша, я что-то не пойму, - Валентина Юрьевна смотрела на мужа поверх очков испуганно и растерянно. – Это о тебе?

- А о ком же ещё? Ведь там чёрным по белому, ещё каким чёрным-то, сказано: клеветник твой Викеша! Я сейчас пойду к этому Веденееву и... морду ему набью! - выкрикнул фальцетом Викентий Денисович. - Зятя выгораживает! Ох, - и он медленно опустился на стул, зажав сердце ладонью.

- Что с тобой, Викеша! - Валентина Юрьевна бросилась к домашней аптечке за лекарством, накапала в мензурочку с водой, заставила мужа выпить, помогла перебраться на софу.

- Ты полежи, Викеша, полежи, я «скорую» вызову, - она поудобнее устроила под его головой подушку. - И не шевелись! Тебе нельзя!

Викентий Денисович и сам знал, что нельзя. Год назад он уже перенёс инфаркт, лежал тогда в больнице чуть не полгода. Не сдался смерти. И сейчас не сдастся. И будет лежать тихо, но боже, какая боль в сердце, какой тяжестью налилась левая рука!

Жена ушла, даже не захлопнув дверь на замок, так спешила.

Викентий Денисович лежал, смотрел в потолок и думал о жизни своей нелёгкой, но всё же, как он считал, счастливой. А как иначе считать? Три войны испытал. Плен перенёс, был осуждён за это, да так и остался здесь, потому что не разрешили ему выехать сразу к жене в Москву. И Валентина Юрьевна приехала к нему. А потом разобрались, что не виноват он в своем пленении, поверили, что не предавал он Родину. Так получилось, что контуженным остался на поле боя, очнувшись, пополз к своим. Но выполз - к фашистам: темно и жутко было в поле, мела позёмка. Как разберёшь, где чужие, где свои, если в голове стоит колокольный звон, и за этим звоном не слышно даже собственного голоса?

Поверили ему. Позволили работать в школе. Он вновь вступил в партию. И не таил обиды, что был в лагере три года, понимал, что всякое может случиться с человеком, и не все попадали в плен случайно.

Он помнил, как после многочасового марша колонну военнопленных загнали в огромный сарай, где, видимо, хранилось когда-то сено - виднелись на полу клочки, и как ни велико строение, а их, измученных дорогой, раненых, было больше, чем сарай мог вместить. И они стояли всю ночь на ногах, поддерживая друг друга плечами. Иные упали бы, если бы это было возможно.