Аттические ночи. Книги I - X

О том, что Хилон Лакедемонянин принял двусмысленное решение для спасения друга, и что должно осмотрительно и тщательно обдумывать, следует ли хоть раз допустить проступок ради пользы друзей, и здесь же отмечено и пересказано, что об этом деле написали Теофраст и Марк Цицерон

(1) В книгах тех, кто передает память о жизни и деяниях славных мужей, сказано, что лакедемонянин Хилон [72] — муж из славного числа мудрецов, [73] и что этот Хилон на исходе своей жизни, когда смерть занесла над ним свою руку, так говорил обступившим его друзьям:

(2) «Вот случай вам также узнать, что почти все мои слова и дела в течение долгой жизни, — сказал он, — не были достойны сожаления. (3) Я же в это самое время не обманываю себя, будто бы я не совершал ничего, память о чем была бы <мне> в тягость, [74] кроме, конечно, одного того, [относительно чего] мне все еще не вполне ясно, правильно ли я поступил или нет.

(4) В деле, касающемся жизни друга, был я судьей совместно с двумя другими [судьями]. Закон был таков, что этот человек подлежал осуждению. Итак, либо друг должен был лишиться жизни, либо к закону должен был быть применен подлог. (5) Я много вопрошал свою совесть о помощи в столь сомнительном деле. Кажется, то, что я сделал, в сравнении с иным легче перенести: (6) сам я молча вынес решении об осуждении, а тех, кто судил вместе [со мной], убедил оправдать. (7) Стало быть, в столь важном деле не были мной нарушены обязательства ни в отношении судей, ни в отношении друга. [Но] такую душевную муку я испытываю от этого, что, боюсь, не чуждо вероломства и вины то, что в одних и тех же обстоятельствах, в одно и то же время и в общем деле сам я склонился к тому, что мне лучше всего было сделать, а других убедил в противоположном этому».

(8) И ведь этот Хилон, человек выдающейся мудрости, сомневался, до какой степени он должен был идти против закона и против права ради друга, и дело это даже на пороге смерти тревожило его душу; (9) и в дальнейшем многие другие последователи философии, как сказано в их книгах, довольно подробно и обстоятельно исследовали, если выражаться их собственными словами, как они были написаны, [следующее]: «Следует ли помогать другу вопреки справедливости, и до какой степени, и в чем?». [75] Эти слова означают, что они исследовали, должно ли иногда ради друга действовать вопреки закону и вопреки обычаю, и в каких случаях, и до какой именно степени.

(10) Относительно этого вопроса, как я сказал [вслед за] многими другими, и Теофраст, [76] муж весьма почтенный и сведущий в перипатетической философии, [77] проводит самое подробное исследование, и записано это рассуждение, если мы правильно вспомнили, в первой книге его [сочинения] «О дружбе». (11) Эту книгу, очевидно, прочитал Марк Цицерон, когда и сам сочинял книгу «О дружбе». [78] Также и прочее, что следовало, по его мнению, заимствовать у Теофраста, со свойственным ему талантом и красноречием, он взял и переложил самым уместным и соразмерным образом; (12) но именно тот вопрос, труднейший из всех прочих, о котором, как я сказал, достаточно рассуждали, он прошел поверхностно и кратко, и не последовал тому, что ясно и точно было описано Теофрастом, но, опустив ту тщательность и как бы придирчивость, обозначил сам род дела словами немногими. (13) Эти слова Цицерона, если кто-либо захочет проверить, я привожу: «Итак, я считаю, что надо оставаться в тех пределах, чтобы как нравы друзей были безупречны, так была бы между ними общность во всех без исключения делах, решениях и намерениях, так что если даже по воле судьбы случится, что нужно будет помочь не вполне справедливым желаниям друзей, в которых дело бы шло об их жизни или репутации, то следовало бы отклониться от [прямого] пути, если бы только это не повлекло за собой величайший позор; ведь существует предел того, насколько дружбе может даваться снисходительность». [79]

«Когда, — говорит [Цицерон], - дело идет о жизни друга или о добром имени, следует отклониться от [прямого] пути, чтобы помочь его желанию, даже несправедливому». (14) Но какого рода должно быть это отклонение и каким отступление ради помощи и при сколь значительной несправедливости желания друга, он не говорит. (15) Однако к чему мне знать, что при таких опасностях для друзей следует отклониться от [прямого] пути, если это не повлечет для меня великий позор, когда он не укажет мне также, какой позор он считает великим и до какой степени мне следует дойти, отклоняясь от [прямого] пути? «Ибо до такой степени, — говорит он, — следует оказывать снисхождение дружбе». (16) Ведь именно о том самом, чему в особенности следует научиться, те, кто учат, говорят менее всего: насколько и до какого предела следует оказывать снисхождение дружбе. [80] (17) Знаменитый мудрец Хилон, о котором я сказал немного ранее, ради спасения друга отклонился от [прямого] пути. Но я вижу, насколько далеко он зашел; ведь для спасения друга он дал ложный совет. (18) Однако даже в конце жизни он сомневался, можно ли его по справедливости упрекать и обвинять.