Аттила

— В его левый глаз!.. — дрожа от волнения докончил Эллак. — И когда ребенок закричал и начал проклинать его, то Дженгизиц пригрозил прострелить ему и другой глаз, если он сейчас же не замолчит. И он уже натягивал лук, когда я подскочил…

— И сломал его о мое колено, — в ярости закричал Дженгизиц, — вот обломки! — и он бросил их к ногам Аттилы. — Мой лучший лук! Из-за ребенка! Из-за заложника! Накажи сына готки, отец, или, клянусь богиней коней, прежде чем начнется ее праздник, я сам расправлюсь с ним!

— Где мальчик? — невозмутимо спросил Аттила.

— Он мертв, — сказал Эллак, — он умер на моих руках.

— Слушайте, неразумные сыновья, — произнес Аттила. — Ты, Дженгизиц, заплатишь за мертвого золотом его отцу, из твоей сокровищницы, а не из моей. Ты же, Эллак, поступил очень дурно, сломав лук брата. Ты дашь ему шесть точно таких же хороших луков, это твое легкое наказание. Твоя же тяжелая кара — мое неудовольствие. Прочь с моих глаз! Вон! Ты, Дженгизиц, сядь с правой руки молодого сына короля скиров. И позаботься, милый мальчик, чтобы молодому герою воздалось все то, что ему следует!

Эллак тщетно старался уловить взор отца: Аттила не замечал его больше. Он склонил голову и тихо спустился со ступеней.

Ему пришлось проходить мимо Ильдихо. Девушка встала и открыто при всех протянула ему руку. Он схватил ее, молча поклонился и быстро вышел из залы.

Аттила видел эту сцену. Он слегка покачал своей массивной головою, и глаза его снова злобно сверкнули.

Глава седьмая

Часовые у входа почтительно пропустили в залу знатного гунна в богатой одежде, покрытой пылью, и в бараньей шапке, увенчанной зеленым венком. Он быстро подошел к трону и, взбежав на ступени, упал на колени перед царем.

— Встань, князь Дженцил! Ты принес весть о победе: об этом говорит твой венок!

— Да, победа за тобою, и враги твои разбиты! — громко и гордо отвечал молодой гунн. — Легионы уничтожены!

Гунны испустили радостный вой, германцы же переглянулись с ужасом и печалью. По знаку Аттилы князь начал свой рассказ:

— Среди болот Данастра они считали себя в безопасности и осмелились отказать тебе в дани. Ты поручил мне честь их наказания. Я знаю твой вкус, о великий господин! И сам люблю такую работу. Я решился уничтожить их. Нелегко было проникнуть через болота: они наводнили все рвы кругом, а сами вместе с женами, детьми, стадами и имуществом забрались в середину своей опоясанной водою страны. Но я построил себе отличный мост, — засмеялся он. — Мы согнали несколько тысяч актов и склабенов, ни в чем впрочем против нас не провинившихся, а наоборот, много помогавших нам в этой войне, убили их и, уложив их попарно, вымостили ими топь. Сначала лошади наши не хотели идти по еще теплым телам. Но мы и тут умудрились помочь беде: положили трупы лицом вниз, посыпали им спины лучшим овсом, и понемногу наши кони привыкли ходить за лакомством. Остальное довершили бичи и шпоры. Ночью мы напали врасплох на неприятельский стан. Ужас был неописуем, женщины и дети так кричали о пощаде, что весело было слушать! Тщетно, огонь, копья, бичи и конские копыта встречали их со всех сторон. Восходившее солнце не нашло больше ни единого легиона. Их было шесть тысяч воинов, и столько же неспособных носить оружие женщин, стариков и детей. Велик ты, Аттила, сын победы!

— Велик Аттила, сын победы! — в неистовом восторге закричали гунны.

— Хорошо, — спокойно произнес Аттила, — очень хорошо. Подожди, Дженцил, сынок! Аттила угостит тебя. Вот, возьми!

И своими короткими, толстыми пальцами он выбрал из лежащих перед ним на золотом блюде кусков конского мяса самый большой и красный и сунул его в рот воину.

Гунн, очевидно, на вершине гордости и блаженства, приложил руку к груди и громко чавкал, пережевывая почетный кусок.

— Ты сегодня будешь сидеть рядом со мною, на почетном месте, — сказал Аттила.

Вдруг что-то тяжелое повалилось у ног царя.

— Это маленький Эрнак, — усмехнулся отец, — и у него еще кубок в руке! Воришка! Он влил в себя больше, чем следует. Унесите его в спальню. С завтрашнего дня он начнет пить одну лишь воду, и тот будет распят, кто даст ему вина, меду или пива!..

Глава восьмая

Лицо Аттилы приняло мрачное, даже грозное выражение. Нахмурившись, он громко и резко заговорил:

— Слышали, что он рассказал, вы, скиры, руги и готы? Эти легионы ведь тоже германцы… Так я рассеиваю уже не первое племя вашего изменнического народа. И если вы будете продолжать нарушать верность мне, то скоро свет спросит: «Где германцы?» И раздастся ответ: «Их не осталось ни одного человека, они погибли бесследно, эти высокомерные германцы!»

Король Визигаст поднял почтенную голову и посмотрел ему прямо в глаза.

— Мы можем страдать, — твердо произнес он, — мы уже страдаем тяжко и долго, но мы никогда не погибнем!

— Почему же так, старик?

— Боги, наши предки Асгарды хранят нас! — вскричал Дагхар.

— А кто хранит ваших богов? — насмешливо спросил Аттила. — И они ведь погибнут когда-нибудь.

— Да, при кончине всех вещей, — отвечал Визигаст.