Аттила. Предводитель гуннов

Аниан — таково было имя епископа — явился в Арль как представитель, посол и управляющий городом. К своей радости, он нашел там не только крепкое и уверенное римское правление, но и выдающегося военачальника Аэция, который произвел на него внушительное впечатление. Аниан поведал о необходимости немедленной помощи. Он заявил, что городу удастся продержаться лишь до середины июня, не позже. Аэций терпеливо выслушал его и пообещал, что придет городу на помощь. Едва Аниан успел вернуться в Орлеан, как Аттила начал его осаду.

Зададимся резонным вопросом: почему Рим ждал так долго, прежде чем вмешаться и защитить свою обширную западную провинцию от этого «дикого животного»? Почему Аэций еще несколько месяцев назад не вышел из Италии во главе своих легионов? Почему он ждал, пока весь север не превратился в руины, прежде чем пронести через Альпы римских орлов и сомкнутыми когортами армии цивилизации отбросить этого дикаря и его орды? Ответ можно найти в той войне, которую мы ведем сегодня против точно такого же врага. Французам не удалось защитить север от современного Аттилы, потому что они слишком долго не могли решить, по какому пути он двинется и где нанесет самый тяжелый удар. Они никак не могли прийти к выводу, по какому пути будет разворачиваться немецкое наступление. Поэтому они и держали большую часть своих сил у Эльзаса и вдоль этой границы. Они считали, что немец куда более умен, чем оказалось на самом деле, и не смогли уловить предельную простоту плана варваров: мощный, как молотом, удар, который потряс Бельгию, и вторжение через нее на север Франции. Они же ждали чего-то более умного и не столь безоглядно жестокого. Они не могли поверить, что немец, нарушив нейтралитет Бельгии, готов презреть моральное осуждение всего мира. Они были не в состоянии понять глупость варваров. Они ошибались.

Аэций тоже оказался не прав, но, наверное, его можно простить. Он не мог точно предположить, по какому пути Аттила в самом деле начнет наступление на империю. А что, если вторжение в Галлию всего лишь ложный маневр, а подлинная цель — Италия и полем битвы станет Ломбардия? Кроме того, был еще один фактор: в Африке, угрожая высадкой на побережье, ждал Гензерих, союзник Аттилы. Аэций переоценил интеллект своего врага. А также не понял, какие силы противостоят ему.

Когда Аэций наконец оценил ситуацию, он не имел права и не должен был впадать в отчаяние. Успехи гуннов повлияли на решение вестготов ограничиться лишь обороной в пределах своих границ; они отказывались переходить в наступление. Повсюду, где римляне медлили, они сталкивались с изменой среди тех племен, которые должны были быть их союзниками в борьбе против общего врага. Но Аэций не мог себе позволить опустить руки. Он обратился к вестготам: «Если нас разгромят, вы будете следующими, которых уничтожат; если же вы поможете нам одержать победу, то будете увенчаны славой». Ответ вестготов был такой: «Это не наше дело; занимайтесь им сами».

Они были не правы. Победа Рима была необходима для будущего.

На самом деле многое дало само присутствие Аэция в Галлии. Внезапно вся страна изменилась, повсюду люди брались за оружие — аристократы и крестьяне, городские жители, крепостные и свободные. Из Арморики пришел героический отряд, рипурианские и салические франки увидели руины римских городов по всей стране, в которых им было позволено разместиться, бургундцы тоже вернулись, храня верность старым союзникам, если они вообще уходили. В конечном итоге дипломатия Рима оказалась такой успешной, что, даже когда вернулся Сангибан, Аэций предпочел сделать вид, что не обратил внимания на его измену. Выдающийся военачальник тщательно подготовился к наступлению, но решил сделать все возможное, чтобы вестготы примкнули к его силам. Именно поэтому он наконец обратился за помощью к сенатору Авиту, знаменитому галльскому аристократу, который жил в Клермоне, главном городе провинции Овернь.