Аттила. Предводитель гуннов

Авит представляет собой фигуру, которая среди обилия варваров, заполонивших Галлию, сразу же привлекает наше внимание. Его личность убеждает нас, что цивилизация Рима оставалась жить на Западе — с ней не справились дикари, она не была потеряна в тумане предрассудков. Авит резко выделялся бы даже во времена величия Рима, он напоминал римского аристократа времен Марка Аврелия. Богатый человек, отпрыск благородной семьи, которая издавна пользовалась высочайшим уважением и несла тяжелейший груз ответственности, ученый, эрудит, убежденный патриот, он, кроме того, был и солдатом, отличавшимся личной отвагой. Уже в 430 году он успешно заключил для Рима договор с вестготами, и именно к нему в этот час огромной опасности снова обратился Аэций. Он нашел его на прекрасной вилле, где все дышало миром и покоем, у подножия гор Оверни. Он жил так, как впоследствии жили многие наши знаменитые аристократы восемнадцатого столетия — наполовину земледелец, наполовину ученый, эпикуреец до мозга костей, знающий себе цену, окруженный друзьями и семьей, в которую входили его сын и дочь, поэтами, учеными и прекрасными женщинами. Его сын Экдикиус был наследником и его богатства, и его ответственности. Дочь Папианелла была замужем за Сидониусом Аполлинарием из Лиона, выходцем из почтенной галло-римской семьи, который уже обрел известность как поэт. Именно этот человек, Авит, в критический момент ради блага цивилизации появился при дворе вестготов, — и у нас не могло быть более благородного представителя.

Его миссия увенчалась полным успехом; но по прошествии времени стало ясно, что Орлеану придется дорого заплатить за интересы вестготов. Город находился в плотном кольце окружения, он каждый день подвергался нападениям, и на него летели тучи гуннских стрел, — но не приходило никаких известий о снятии осады, и город был в отчаянии. Тщетно епископ Аниан во главе процессий носил церковные реликвии по улицам города и даже к войскам, стоявшим на укреплениях; они считали его предателем. Не теряя веры в Бога и в обещания Аэция, он ежедневно заставлял людей подниматься на последнюю высокую башню и смотреть, не идет ли помощь. Никто не подходил, не было ни следа армий Аэция. День ото дня широкие дороги, уходящие к югу, оставались пустынными и безжизненными. Наконец он тайком отправил посланника к Аэцию со следующими словами: «Сын мой, если ты не придешь сегодня, то будет поздно». Посланец так и не вернулся. Аниан и сам начал сомневаться и безропотно выслушивал увещевания советников сдаться, доверившись милости гунна. Но Аттила был вне себя из-за столь длительного сопротивления города и не пошел бы ни на какие условия. Не оставалось ничего иного, как погибнуть или обречь себя на муки, худшие, чем смерть.

На следующее утро первые отряды кавалерии гуннов ворвались в город сквозь выломанные ворота. Начались убийства, насилия и разрушение города, но они подчинялись определенному порядку и носили систематический характер. Ничто не ускользало от внимания гуннов — ни дома граждан, ни их святые места, захватчиков не останавливали ни возраст, ни пол жертв. Казалось, что все обречено на гибель в волне вандализма и убийств.

Внезапно над хаосом кровопролития вознесся крик: «Орлы! Орлы!» И по мосту, который соединял берега Луары, с грохотом пронеслась римская кавалерия, в рядах которой развевались и готские знамена. Они явились, и ничто не могло остановить их натиск. Шаг за шагом они отвоевывали предмостье, дрались на берегу, в воде, прорывались в проем ворот. Имперские войска захватывали улицу за улицей, дрались за каждый двор, все усиливая давление; над их головами блестели орлы. К ним в руки переходили дом за домом, улица за улицей, заваленные трупами; гунны дрогнули и пустились в бегство, давя конскими копытами упавших, но им не удавалось пробиться, и горы трупов продолжали расти. Испугался даже сам Аттила и скомандовал дать сигнал к отступлению.

Этот бесконечный день, вошедший в историю, пришелся на 14 июня. Аэций сдержал слово. С Орлеана началось освобождение Галлии и Запада.

Глава 7 ОТСТУПЛЕНИЕ АТТИЛЫ И БИТВА НА КАТАЛАУНСКИХ ПОЛЯХ