Аттракцион

Солнце припекало уже с утра. Небо третий день сияло безоблачной синевой. Они шли по звенящей утренней улице. Сияли полированные шишки оград, сверкали рукоятки шпаг, блестели стекла карет, лоснились бока скакунов, гремели колеса, ругались возницы. Рейду, как обычно, задирал девчонок, пинал собачонок, зубоскалил со шпагами, кривлялся у знатных порогов, заглядывал в окна — нараспашку в жаркое летнее утро, — без конца хохотал, гоготал и скалился.

— Какое утро, Пэджет! Какое утро! Это просто праздник какой-то! Ха-ха-ха!

Пэджет не замечал ничего.

До казни оставалось еще два часа, площадь была уже забита, балкон базилики пока пустовал. По дороге к ним присоединилось человек пять знакомых, и время теперь пролетело быстро. Рейду красочно описал подробности вчерашней драки с гвардейцами, и все долго смеялись, обмахиваясь сложенными плащами. Потом кто-то рассказал о приеме у герцога, потом обсудили предстоящий открытый прием по случаю дня рождения короля. Пэджет молчал, пропуская замечания на свой счет мимо ушей.

Над площадью раскатился рев, заискрились пряжки на поднятых шляпах, заколыхались красным и черным перья внизу — на балкон выплыли белые. Маркиз, в самом конце. Герцогиня, у короля. Солнце пекло. Флюгеры ярко сверкали в горячей бархатной синеве. Ветер стих, флаги повисли, воздух застыл.

— Рейду, за что сегодня казнят? Я что-то уже запутался.

— Как можно, шевалье, как можно!

— Какая вам разница, Святые мощи! Главное, что казнят.

— Рейду, не издевайтесь. Шевалье ведет список казней, на которых бывал. Не может ведь в таком документе остаться пустой такая графа!

— Как можно, барон, как можно! Обещаю, сегодня же до заката вы будете знать все детали. Я тоже немного запутался, ха-ха-ха!

— Погодите-ка, Рейду... Вчера было что?

— Вы про где?

— Я про на Площади четырех ветров.

— Шевалье, черт же вас побери, я не помню! Вчера с бароном мы были на Желтых нарциссах. Там варили красавицу.

— Святые мощи! А мы скучали у ратуши! Там кого-то коптили — не знаю кого, неважно — скука была болотная!

— Как можно, барон! Как можно так отставать от жизни? Вы что, не читаете объявлений? Вы вообще читать-то умеете, ха-ха-ха? Как можно, барон!

— Стыдно, барон, действительно стыдно... Рейду, а завтра? Где будет лучше? А ну признавайтесь! Кто нам еще расскажет?

— Почему я должен все за вас знать, господа? Идите к суду и читайте. Завтра будут жарить на вертеле девочек. Будут, конечно, и мальчики — люди в городе всякие, ха-ха-ха. Но я, господа, предпочитаю девочек. У них мясо намного сочнее! Барон, вы, в общем, там не задерживайтесь, завтра утром. Берите герцогиню и на площадь! Завтракать необязательно, ха-ха-ха.

— Ах вот оно что...

— То-то я смотрю и смотрю... Как воды в рот набрал...

— Барон, простите... Но у вас губа, как бы сказать, не дура...

Все покивали, обернулись к балкону, на какое-то время даже умолкли. Наконец вывели осужденных — двух мужчин, трех женщин и девочку. Ушел чиновник, ушел священник, вышел палач, вышли помощники. Рейду работал на совесть — они стояли в очень хорошем месте, буквально в десяти шагах от колов. Здесь было не просто все видно, но даже, сквозь рокот толпы, все слышно — яркие цепи звенели также ярко и чисто, каблуки палача стучали по дереву, чихал и шмыгал носом мальчишка-помощник. Солнце уже успело высушить землю, полетела пыльца, все больше народу мучилось сенной лихорадкой.

Вышел какой-то престарелый сеньор, которого поддерживали под локоть, потому что сам он едва не падал, и мучил девочку минут десять. В конце концов он полностью обессилел и, под сатанинский хохот толпы, его пришлось увести.

— Он бы рад отказаться, — зубоскалил Рейду, — но закон есть закон... Ха-ха-ха!

Осужденным перевязали ноги. Палач содрал одежду с самой молодой женщины, поставил к чурбаку на колени, помощники ухватились за ноги, наклонили женщину к чурбаку, придавили за плечи, за шею. Мальчик подал намазанный кол — жир сочно блеснул — палач вставил кол в задний проход, женщина дернулась, мышцы палача под рубашкой взбугрились. Мальчик подал деревянную колотушку. Палач не спешил, вбивая кол понемногу. Женщину подняли. Минут через двадцать кол вышел между ребрами чуть выше грудей.

Девочку, подвязав за щиколотки и запястья, растянули крестом на раме. Мальчики вцепились в тяжелое колесо, цепь зашуршала, рама двинулась вниз. Когда тело коснулось кола, палач проверил, чтобы кол вошел правильно, махнул рукой, мальчики затрудились снова. Девочка билась так, что веревка на левом запястье лопнула, и кол вышел под мышкой.

— Халтура! — гоготал Рейду. — В государстве что, не осталось цепей? Они сегодня что, на вес золота?

Через полчаса раздели мать девочки, поставили на четвереньки, палач вогнал новый кол, женщину подняли. На этот раз все было сделано тщательно, через двадцать минут кол вышел из горла — кровь полилась изо рта, растеклась струйками, с груди на живот, на бедра, колени, закапала на помост.